— Я знаю, что у моего краснокожего брата вертится на языке, — говорил я дальше. — Сказать?

— Олд Шеттерхэнд может говорить, если пожелает!

— Ты хочешь спросить о своем отце, Сильном Бизоне. Я прав?

— Олд Шеттерхэнд верно угадал.

— Ты, конечно, хотел бы спросить, почему его жизнь я доверил тебе?

— Хотел, но не осмеливался спросить.

— Я прочитал этот вопрос на твоем лице. Ты можешь говорить со мной прямо, как со своим товарищем.

— Если Олд Шеттерхэнд позволит мне сказать правду, то я скажу, что мой отец должен умереть!

— Почему ты так думаешь?

— Это видно по нему, и мой старший брат того же мнения. Он убьет себя, потому что не вынесет двойного позора.

— Разве можно считать позором поражение от меня? Я же победил Виннету, прежде чем он стал моим братом. Ну, спроси его, стыдится ли он этого. Поговори на эту тему со своим отцом. Его гордость мешает ему поделиться со мной своими мыслями, но ты его сын, которого он может послушать… Ты сказал о двойном позоре. Видимо, под этим ты понимаешь дарение его тебе?

— Да.

— А ты действительно считаешь это позором?

— И очень большим! Почему ты это сделал?

— Я поступил так, чтобы уберечь его от позора. Если бы я даровал ему жизнь, то он воспринял бы это как унижение. А тс, что ты называешь позором, таковым не является, напротив, он избежал его.

— Я всего лишь мальчик и еще ничего не знаю об этом, но если так говорит Олд Шеттерхэнд, это должно быть правдой.

— Это верно. Повторяю: поражение твоего отца от моих рук нельзя считать позором. Все краснокожие воины знают, как тяжело меня победить. Но он в гневном ослеплении посягнул на мою жизнь: он бы меня не пощадил, а обязательно заколол. Значит, было бы настоящим позором, если бы именно я пощадил его. Теперь его жизнь стала твоей собственностью, а так как ты еще ребенок, он может принять ее от тебя в подарок, не краснея. Теперь ты меня понимаешь?

Он подумал немножко, а потом ответил:

— Из-за истории с отцом у меня было тяжело на сердце, но теперь стало гораздо легче. Слова Олд Шеттерхэнда мудрые и умные, они очень понятны. Ни один воин не вел бы себя так, как он. Мой отец может жить теперь не стыдясь, так я ему и скажу. Но за то, что мой белый брат вручил жизнь отца в мои руки, моя жизнь должна принадлежать Олд Шеттерхэнду. Если он прикажет, я сейчас же готов пойти на смерть!

— Я не хочу, чтобы ты умирал. Ты должен жить, чтобы стать не только храбрым воином, но и хорошим человеком. А я не могу сделать тебя хорошим человеком: к этому ты должен стремиться сам. Я хочу, чтобы ты был добрым и никогда не поступал несправедливо. Я могу тебе помочь стать храбрым воином. Я позабочусь о том, чтобы ты всегда находился поблизости от меня, пока я остаюсь в этих краях.

Тогда он схватил один палец моей руки — всю руку он не решился взять, — прижал его к своей груди и сказал таким тоном, что чувствовалось: слова идут из переполненного благодарностью сердца:

— Я уже говорил моему большому белому брату, что моя жизнь принадлежит ему, теперь я хотел бы, чтобы у меня было много жизней, и тогда все они стали бы принадлежать Олд Шеттерхэнду!

— Знаю, знаю! Ты — благородный мальчик, и ты выбрал путь, на котором расцветают все добродетели. Срывай их заблаговременно, потому что чем длиннее будет этот путь, тем реже они станут попадаться, тем больше окружат их колючки, жалящие руку!

У маленького человека захватило дух. Мои слова проникли ему в сердце и нашли там благодатную почву.