— Конечно. Это был единственный человек, которому я доверял и рассказал о своих планах.

— Он будет также единственным, кому удастся избегнуть общей судьбы несчастных переселенцев. Олд Шеттерхэнд, конечно, знает, кто его ранил?

— Конечно. Это были Уэллер и его спутник, нам пока еще неизвестный. Раненому принадлежало второе ружье, которое было у этого незнакомца.

— Тогда раненый, как только придет в себя, сможет нам рассказать, кто же был этот второй всадник.

— А это скоро произойдет?

— Трудно сказать. У бледнолицего могучее здоровье, и у него очень крепкая голова — любой другой череп был бы размозжен. Кости-то целы, но кто знает, в каком состоянии находится под ними мозг? Я бы очень хотел, чтобы он пришел в себя и смог заговорить, потому что он был в Альмадене и смог бы нам рассказать, что там произошло.

— Это благодаря моему предостережению он стал таким осторожным, иначе ему бы была суждена та же участь, что и всем остальным. Он бежал, а Уэллер со своим спутником преследовали его. Это мне ясно.

— Да, это так. Но есть еще кое-что. Не думает ли мой брат, что у обоих бледнолицых была только эта причина, для того чтобы покинуть Альмаден?

— Нет, вряд ли. Если бы причина была только одна, то они бы сразу вернулись, после того как они напали на беглеца, но они же поскакали дальше. Вероятно, они с большим нетерпением ожидали фургоны, а когда те не пришли в обусловленный срок, они поскакали навстречу.

— И я так думаю. Не хочет ли мой брат поговорить с Уэллером? Может быть, стоит послушать, что он расскажет про раненого.

Такому приглашению я с большой охотой последовал, потому что мне и самому не терпелось услышать, что скажет наш пленник. Я подождал, пока наши мулы не отдохнут возле быстрого ручья. Геркулес все еще не приходил в себя. Пока Виннету приводил его в себя, я подошел к Уэллеру, который лежал связанным на земле, и спросил:

— Вы, пожалуй, знакомы с тем беднягой, которого так жестоко избили?

— Конечно, я его узнал, — ответил он мне, не задумываясь. — Вы же знаете, что на корабле я имел честь обслуживать вас и его.

— Благодарить нам вас за это не приходится, и было бы лучше, как для нас, так и для вас, чтобы вы о нас не заботились. Теперь Геркулес, возможно, заплатит за ваше внимание жизнью! Это ведь вы нанесли ему прикладом удар по голове, который мог лишить моего соотечественника жизни.

— Я? Что за идея! Мастер, вы хотите быть проницательным человеком, а на самом деле глубоко заблуждаетесь! Как это вы додумались, что именно я захотел его убить?

— Это сделали вы или тот всадник, что ехал вместе с вами. Словом, кто-либо из вас двоих.

— Я слышу утверждение, но где же доказательство? А если на него напал кто-то другой, а я гораздо позже проезжал мимо?

— Рассказывайте такое несмышленому ребенку — не мне! Ведь его ружье осталось у вашего отца!

Мне было ясно, что его спутником был либо отец, либо Мелтон, и я полагал, что вернее придерживаться первой версии. Я был скрыт от него кустом, и он решился на быстрый и необдуманный вопрос:

— Значит, вы все же его узнали? Только из-за меня! Солгав, я ничего не выигрываю. Да, это был мой отец. И вы знаете, почему я это говорю! Дам вам один хороший совет: поворачивайте назад и никогда больше не суйте нос в дела Альмадена. Ваше любопытство дорого вам обойдется.

— Поживем — увидим!

— Смотрите, будет поздно! Я вам сейчас это говорю. Вы не знаете, как обстоят дела, а значит, не представляете себе, что вас ожидает в Альмадене.

— Очень вас прошу рассказать мне об этом!

— И не подумаю! Только хочу предупредить: ваша жизнь зависит от того, как вы будете со мной обходиться.