— Значит, вы лишились не только родины, но и своего имущества. Сюда вас завлекли лживыми обещаниями, а потом бросили в шахту, где вы должны были бы работать задаром, голодать и чахнуть, а по прошествии непродолжительного времени умереть в нищете, или, скорее, сдохнуть, как дикие звери. Почувствуете ли вы себя вознагражденными за муки и лишения, если Мелтон и Уэллер сядут в тюрьму? Возместит ли кто-нибудь ваше здоровье, вернет ли ваше имущество?

— Конечно, нет!

— Да ни один суд не заплатит вам за лишения и страдания. Что бы произошло, если бы я не занялся вашей судьбой?

— Мы должны бы были умереть здесь и сгнить под землей. Нас наняли работать на асиенде, но там не было работы. В других местах мы ее также бы не нашли, а просить подаяние мы не могли и…

— Не могли? — перебил я его. — Пожалуй, вы должны были это сделать, если не нашли бы работы, потому что голод не тетка, он бы вас заставил. Но вы бы ничего не получили. Здесь совсем иные отношения, чем на вашей родине, где заботятся о бедных и повсюду находятся тысячи сердобольных людей, которые протянут страждущим руку помощи. Да, вы бы здесь умерли и сгнили, а так как лишнего у меня нет, то помочь вам я смог лишь потому, что стал вором и разбойником. Но вам меня бояться не надо, потому что ради вас я обокрал Мелтона и Уэллера, которые подвергли вас всем испытаниям. По закону, которому я всем своим нутром повинуюсь, эти люди должны были бы полностью возместить ваши убытки, и еще, пожалуй, остались бы вашими должниками. При них были деньги, а я взял этих негодяев в плен и, по действующим здесь законам, должен был бы передать их судье. Но к чему бы это привело? Деньги бы исчезли, да и мошенники, пожалуй, тоже, чтобы вынырнуть где-нибудь в другом месте и затеять новое преступление, а вы бы не получили ни геллера, вам не дали бы ничего, чтобы вы смогли прикрыть свою наготу и утолить свой голод. Мой внутренний закон гораздо справедливее прочих законов, и я, руководствуясь его параграфами, взял ваше дело в свои руки, или, говоря другими словами, забрал у Мелтона и Уэллера деньги, чтобы по справедливости разделить их между вами, к чему не пришел бы ни один другой судья. Считаете ли вы мои поступки несправедливыми?

— Нет, нет, нет! — послышалось в ответ.

— Хорошо! Мелтон и Уэллер еще не знают, что их деньги у меня. Первый запрятал их в тайник и никогда в жизни не узнает, что его клад исчез. Если бы я его не обнаружил, он мог бы пролежать еще сотню лет. Деньги этих мошенников я и разделю между вами.

— А сколько их там? Сколько денег? — услышал я вопросы.

— У Уэллера было пять тысяч, а у Мелтона чуть больше тридцати тысяч долларов. Это несколько больше сорока девяти тысяч талеров, или ста сорока семи тысяч марок.

Вокруг меня наступило такое глубокое молчание, что я слышал дыхание каждого переселенца; потом люди пришли в бурный восторг, но я энергично взмахнул рукой и сказал:

— Тише! Ни один человек, кроме вас, не должен слышать, о чем мы здесь говорим. Наше дело правое, но другие, пожалуй, посмотрят на него иначе, наши действия могут кому-либо показаться незаконными. Еврей тоже ничего не должен знать. Он не столь беден, как вы; у него есть деньги, и он хочет остаться среди юма.

— У него есть свои деньги? — спросил мой собеседник. — Но ведь Уэллер отнял их у него!

— А я отобрал эти деньги у Уэллера и передал их владельцу, Якобу Зильбербергу. Отсюда вы можете видеть, что Уэллер украл или отобрал обманом эти деньги, а тем самым собственность обоих моих пленников, вероятнее всего, накоплена нечестным путем, а поэтому мы без всяких угрызений совести можем поделить ее, тем самым вознаградив себя за все несчастья, которые принесли нам эти негодяи.