Он удовлетворенно кивнул, отодвинул свой гроссбух в сторону, снова вцепился в костяшки домино и сказал:

— Вы, конечно, голодны и хотите пить — Фелиса приготовит вам еду, а мы тем временем можем сыграть пару партиек. Начнем!

Ясное дело, он не поинтересовался, расположен ли я играть. Хозяин, кажется, считал само собой разумеющимся, что я такой же страстный игрок, как и он сам. Мы начали партию, потому что я не хотел показаться нелюбезным. Я попытался проиграть, но мне это не удалось, потому что дон Херонимо играл в самом деле отвратительно. Когда мы сидели за третьей партией, от очага, возле которого трудилась сеньорита, стал распространяться запах подгоревшей муки. Посреди четвертой партии хозяин вдруг остановился, ударил себя по лбу и крикнул:

— Да как же я мог об этом забыть! Вы хотите, сеньор, ехать через Эрмосильо, а я и не подумал, что у вас есть отличная возможность. Сеньор Энрико поджидает корабль, который сначала причалит здесь, а потом должен отправиться в Лобос.

— Мне очень бы подошло это местечко. Кто этот человек, которого вы назвали сеньором Энрико?

— Мой постоялец. Его имя записано как раз перед вашим. Вы разве не заметили?

Нет, я не видел его имени. Я тут же схватил гроссбух и нашел соответствующую строчку: «Гарри Мелтон, святой последнего дня». Конечно, это было написано по-английски. Итак, мормон! Как он попал сюда? Какие дела увели его из крупного города Солт-Лейк-Сити так далеко на юг, в Гуаймас?

— Что это вы так задумчиво глядите в книгу? — спросил хозяин. — Может быть, вы заметили в записях нечто особенное, что поразило вас?

— Да, пожалуй, нет. Вы читали запись?

— Да, но не понял. А сеньор так серьезен, горд и набожен, что затруднять его вопросами я не решился. Возможно, я неверно произносил его имя, и тогда он объяснил, что Гарри — то же самое, что испанское Энрико. С тех пор я его так называю.

— Значит, он живет у вас?

— Спит он у меня, но утром куда-то уходит и возвращается только к вечеру.

— А что он делает днем?

— Этого я не знаю. У меня нет времени раздумывать о каждом постояльце.

Да, маленький человечек играл и спал, спал и играл, а значит, не мог подарить свое внимание какому-то гостю. А хозяин продолжал:

— Я знаю только его имя, да еще то, что он ждет судна на Лобос. Сеньор говорит очень мало. Его набожность достойна похвалы. Одно жалко — он не умеет играть в домино!

— Откуда вы знаете, что он набожен?

— Потому что он постоянно перебирает пальцами четки и шагу не сделает без того, чтобы не склониться перед образом, висящим вон там, в углу, и не прыснуть святой водой из чаши у дверей.

Я хотел сделать по этому поводу замечание, но потом почел за лучшее промолчать. Мормон с четками! Многоженство и святая вода! «Книга Мормона» и поклоны перед образом! В любом случае этот человек притворялся, и его поведение было обусловлено важными причинами.

Дальше следовать по пути подобных размышлений оказалось невозможным, так как сеньорита Фелиса принесла мне чашку с густой массой бурого цвета и пожелала приятного аппетита. Хозяин присоединился к этому пожеланию, поэтому я с полным основанием предположил, что мне придется отведать это пойло. Я поднес чашку ко рту, попробовал раз, другой, третий, пока язык не дал мне информацию о том, что я имею дело со смесью из воды, сладкого сиропа и подгоревшей муки.

— Что это такое? — осведомился я.

Тогда Фелиса с удивлением всплеснула руками и выкрикнула:

— Возможно ли такое, сеньор? Разве вы никогда в жизни не пили шоколад?

— Шоколад? — спросил я, причем на моем лице, верно, появилось выражение не слишком большого удовольствия.