Как оказалось, архангел сообщил Айше, что жена заминдара умирает от рака, что её груди полны пагубными узелками смерти и что жить ей осталось не более нескольких месяцев. Положение опухоли доказывало Мишале жестокость Бога, ибо только порочное божество может поместить смерть в грудь женщины, которая только и мечтает о том, чтобы вскормить этой грудью новую жизнь. Когда вошёл Саид, Айша торопливо шептала Мишале:

— Вы не должны думать таким образом. Бог спасёт вас. Это — испытание веры.

Госпожа Курейши сообщила Мирзе Саиду дурные вести с бурными воплями и завываниями, и для вконец запутавшегося заминдара это оказалось последней каплей. Он вспылил, задрожал от ярости и принялся громко кричать, словно готовый в любой момент начать крушить мебель и людей, находящихся в комнате.

— К чёрту тебя с твоим призрачным раком! — в гневе орал он на Айшу. — Ты вошла в мой дом со своим безумием и ангелами и капаешь ядом в уши моего семейства. Убирайся отсюда со своими видениями и со своим невидимым супругом. Это современный мир, и здесь настоящие доктора, а не призраки на картофельных полях, сообщают нам, когда мы больны. Ты создаёшь свою чёртову шумиху из ничего. Убирайся и никогда больше не ходи по моей земле.

Айша выслушала его, не убирая глаз и рук от Мишалы. Когда Саид остановился перевести дыхание, сжимая и разжимая кулаки, она мягко обратилась к его жене:

— Всё востребуется с нас, и всё воздастся.

Когда он услышал эту формулу, которую люди по всей деревне твердили как попугаи, будто бы знали, что она означает, разум на некоторое время покинул Мирзу Саида Ахтара; он поднял руку и нелепо ударил Айшу. Она упала — кровь потекла у неё изо рта, из расшатанного кулаком Мирзы зуба — и замерла на полу, а госпожа Курейши швырнула своему зятю горсть проклятий:

— О боже, я отдала свою дочь на попечении убийцы! О боже, напасть на женщину! Продолжай, ударь меня тоже, тренируйся. Святоша хренов, богохульник, дьявол, мразь.

Саид молча покинул комнату.

На следующий день Мишала Ахтар настояла на возвращении в город для подробного медицинского осмотра. Саид ответил:

— Если ты хочешь развлекаться суевериями, иди, но не жди, что я поеду тоже. Это же восемь часов пути; нет уж, к чёрту.

Мишала уехала в полдень того же дня с матерью и водителем, в результате чего Мирзы Саида не было там, где он должен был быть (то есть — рядом с женой), когда ей сообщили результаты обследования: несомненные, неоперабельные, слишком далеко протянувшиеся когти рака, глубоко проникшие в каждый уголок её груди. Несколько месяцев — шесть, если повезёт, — и перед этим — боль, стремительно усиливающаяся. Мишала вернулась в Перистан и направилась прямо в свою комнату в зенане, где написала мужу сухую записку на лавандовой бумаге, сообщая ему диагноз врача. Когда он прочитал её смертный приговор, написанный её собственной рукой, ему страшно захотелось разрыдаться, но глаза упорно оставались сухими. У него много лет не было времени на Всевышнего, но теперь пара фраз Айши вонзилась в его разум. Бог спасёт вас. Всё воздастся. Жестокая, суеверная мысль закралась в его голову: «Это — проклятие, — думал он. — Когда я возжелал Айшу, она убила мою жену».

Когда он пошёл в зенану, Мишала отказалась видеть его, но её мать, загораживающая дверной проём, вручила Саиду вторую записку на синей ароматной бумаге. «Я хочу видеть Айшу, — значилось в ней. — Любезно позвольте мне это».