К закату селяне были готовы уходить, и сарпанч велел всем через пару часов подняться на молитву, чтобы можно было отправиться сразу после неё и таким образом избежать наихудшего дневного жара. Той ночью, лёжа на циновке возле старой Хадиджи, он бормотал:

— Наконец-то. Я всегда мечтал взглянуть на Каабу, обойти её прежде, чем умру.

Она протянула к нему ладонь и взяла за руку.

— Я тоже надеялась на это, несмотря ни на что, — ответила она. — Мы пройдём через воды вместе.

Мирза Саид, приведённый в бессильное исступление зрелищем собирающейся деревни, бесцеремонно ворвался к жене.

— Ты должна увидеть, что происходит, Мишу, — воскликнул он, нелепо жестикулируя. — Весь Титлипур распрощался со своими мозгами и уходит на побережье. Что станется с их домами, с их полями? Запасы уничтожены. Это наверняка спровоцировано политическими агитаторами. Кто-то кого-то подкупил.

— Вы полагаете, если я предложу им наличность, они останутся здесь как нормальные люди?

Его голос угас. Айша была в комнате.

— Сучка, — процедил он.

Она восседала на кровати со скрещёнными ногами, тогда как Мишала и её мать сидели на корточках на полу, сортируя имущество и выбирая то немногое, что могло пригодиться в паломничестве.

— Ты не пойдёшь, — неистовствовал Мирза Саид. — Я запрещаю это, один дьявол знает, каким микробом эта шлюха заразила крестьян, но ты — моя жена, и я отказываюсь позволять тебе участвовать в этой самоубийственной затеи.

— Прекрасные слова, — горько рассмеялась Мишала. — Саид, отличный выбор слов. Ты знаешь, жизнь моя закончена, но ты говоришь о самоубийстве. Саид, здесь случилось нечто, и ты со своим заимствованным европейским атеизмом не знаешь, что это такое. Или, быть может, ты сможешь заглянуть под свой английский костюм и постараешься открыть своё сердце?

— Это невозможно! — крикнул Саид. — Мишала, Мишала, ты ли это? Ты вдруг превратилась в это одержимое Богом существо из древней истории?

Ему ответила госпожа Курейши:

— Уходите, сын. Здесь нет места неверным. Ангел сказал Айше, что, когда Мишала завершит паломничество в Мекку, её опухоль исчезнет. Всё востребуется, и всё воздастся.

Мирза Саид Ахтар положил ладони на стену Мишалиной спальни и вдавил лоб в штукатурку. После долгой паузы он произнёс:

— Если это — вопрос совершения умры, тогда ради бога, поехали в город ловить самолёт. Мы сможем быть в Мекке через пару дней.

— Нам велено, чтобы мы шли, — отвечала Мишала.

Саид потерял контроль над собой.

— Мишала! Мишала! — вопил он. — Велено? Архангелы, Мишу? Джабраил? Длиннобородый Бог и ангелы с крыльями? Небеса и ад, Мишала? Дьявол с острым хвостом и раздвоенными копытами? Как далеко ты зайдёшь с этим? Есть ли у женщин душа, скажешь ты? Или иначе: какого пола душа? Бог чёрен или бел? Когда воды океанские расступятся, куда денется освободившаяся вода? Поднимется по обе стороны, подобно стенам? Мишала! Ответь мне. Есть ли чудеса? Веришь ли ты в Рай? Простят ли мне мои грехи? — Он заплакал и пал на колени, его лоб был всё ещё прижат к стене. Его умирающая жена подошла и обняла его сзади. — В таком случае, иди в паломничество, — продолжил он вяло. — Но хотя бы возьми наш мерседес-фургончик.