*

С Махундом всегда борьба; с Имамом — рабство; но с этой девочкой нет ничего. Джабраил инертен; обычно он спит в своих грёзах так же, как и в реальной жизни. Она находит его под деревом, или в канаве, слышит то, чего он не говорит, берёт то, что ей нужно, и отпускает. Что он знает о раке, например? Ничегошеньки.

Все люди вокруг, думает он на границе сна и яви, слышат голоса, их искушают речи. Но не его; никогда не его собственные.

Чьи же тогда? Кто шепчет в их уши, позволяя им сворачивать горы, останавливать часы, диагностировать болезнь?

Он не в силах ответить.

*

Через день после возвращения Мишалы Ахтар в Титлипур девочка Айша, которую люди стали называть кахин, пир, совершенно исчезла на целую неделю. Её несчастный поклонник, клоун Осман, следовавший за нею в отдалении по пыльному картофельному пути в Чатнапатну, сообщил сельским жителям, что поднялся ветер и нагнал пыли ему в глаза; когда же он протёр их, она «уже ушла». Обычно, когда Осман и его вол начинали свои возвышенные рассказы о джиннах, чудесных лампах и «сезам-откройся», селяне относились к ним довольно терпимо и подтрунивали над ним: да ладно, Осман, спасай этим тех идиотов в Чатнапатне; они могут пасть перед этими материями, но здесь, в Титлипуре, мы знаем, как всё происходит: дворцы не появляются, если тысяча и один строитель не воздвигнет их, и не исчезают, пока те же самые рабочие не разрушат их. На этот раз, однако, никто не смеялся над клоуном, ибо крестьяне беспокоились, куда подевалась Айша, и желали верить хоть чему-то. Они крепли в убеждении, что снежноволосая девушка была истинной преемницей старой Бибиджи, поскольку бабочки появились снова в год её рождения, и разве не они следовали за нею повсюду подобно плащу? Айша была подтверждением давно угасшей надежды, порождённой возвращением бабочек, и свидетельством того, что великое всё ещё могло случиться в этой жизни, даже для слабейших и беднейших на земле.

— Ангел забрал её, — дивилась жена сарпанча Хадиджа, и Осман разрыдался. — Но нет, это чудесно, — не понимая причины его слёз, объяснила старая Хадиджа.

Селяне принялись отчитывать сарпанча:

— Как ты добился того, чтобы стать деревенской старостой, с такой бестактной супругой, поведай нам.

— Вы выбрали меня, — строго ответствовал он.

На седьмой день после своего исчезновения Айша была замечена идущий к деревне, снова обнажённая и покрытая золотыми бабочками; её серебристые волосы струились за нею на ветру. Она направилась прямо к дому сарпанча Мухаммед-дина и потребовала, чтобы титлипурский панчаят был немедленно созван на срочное совещание.

— Величайшее событие за всю историю древа случилось с нами, — поведала она.

Мухаммед-дин, не в силах отказаться, назначил время для встречи на этот же вечер, после наступления темноты.

Этой ночью члены панчаята заняли места на своих обычных древесных отростках, тогда как Айша-кахин стояла перед ними на земле.

— Я поднималась с ангелом в самые высокие выси, — молвила она. — Да, даже к лотосу крайнего предела. Архангел, Джабраил: он принёс нам послание, которое также есть веление. Всё востребуется с нас, и всё воздастся.

Сарпанч Мухаммед-дин был совершенно не готов к выбору, с которым ему предстояло столкнуться.

— Что просит ангел, Айша, дочка? — спросил он, борясь с дрожью в голосе.

— Желание ангела таково, чтобы все мы, каждый мужчина, и женщина, и ребёнок этой деревни, тотчас начали собираться в паломничество. Нам приказано идти отсюда к Мекке-Шариф, целовать Чёрный Камень в Каабе, в центре Харам-Шариф, запретной мечети.