|
Поэтому она окружила себя красивыми вещами, включая рабов. Клодию привыкли видеть на невольничьих рынках, где она всегда покупала новых красавцев, отбраковывая тех, кто миновал расцвет своей миловидности. Это было одной из многих ее скандальных привычек. Большинство благовоспитанных людей, в том числе члены моей семьи, притворялись, что никогда не покупали рабов, а пользуются только теми, которые родились в их доме. Когда им требовалось купить слуг на рынке, они предусмотрительно посылали за ними управляющих. Но Клодия была не из таких. Ей нравилось самой осматривать поголовье, собственноручно изучать зубы, бить кулаком, чтобы проверить дыхание, мять мускулы, испытывая их упругость.
– Попытайся сделать так, чтобы тебя не поймали занимающимся с девушками чем-нибудь неподобающим, – предупредил я Гермеса. – Конечно, нет, господин, – явно неискренне ответил тот. – Но вы ведь хотите, чтобы я выудил у них информацию, так? – Прекрати пускать слюни. Да, я хочу знать, известно ли рабам что-нибудь о смерти Целера и приходили ли к Клодии какие-нибудь необычные посетители. Я знаю, что у нее бывают странные субъекты всех мастей, но мы ищем женщину-ведьму или шарлатанов – людей, которые вполне могут торговать ядами. Надежда на это была порядком притянута за уши. Для женщины Клодия много где путешествовала и могла найти экзотические яды практически где угодно. Как раз такого рода покупка была вполне по ней. Но оставался шанс, что она открыто приобрела яд прямо здесь, в Риме. Преступники-аристократы вроде этой женщины часто принимали мало предосторожностей, чтобы скрыть улики своих преступлений. Они считали, что находятся выше подозрений или, по крайней мере, выше судебного преследования. Как только дверь дома открылась, я понял, что меня ждет интересный вечер. В прошлом Клодии разрешалось предаваться своим пристрастиям только в пределах ее собственных апартаментов, а остальная часть дома был типично скучным, консервативным жилищем Метеллов. Но это правило улетучилось вместе с дымом от погребального костра Целера. Янитор, открывший нам дверь, смахивал на одну из греческих статуй атлетов-эфебов: сплошные гладкие мускулы, идеальная кожа и густые кудрявые локоны. Не считая шевелюры на голове, он был полностью безволосым – неестественная черта внешности, характерная для высокородной женщины, но редко встречавшаяся среди мужчин, кроме египетских рабов, а этот юноша явно был не египтянином. Единственной уступкой скромности, которую позволила ему Клодия, был просвечивающий мешочек для гениталий, висящий на тонком шнурке, повязанном вокруг бедер. Кроме мешочка, слугу прикрывал лишь позолоченный, изукрашенный драгоценностями ошейник, за который он был прикован к косяку. – Добро пожаловать, сенатор, – сказал этот мальчик, показывая в улыбке идеальные белые зубы. – Моя госпожа и ее гости в триклинии. Мы миновали атриум с примыкающими к нему комнатами и нишей для родовых масок умерших, и вышли в перистиль. Обычно подобное помещение находилось под открытым небом, но над этим для защиты от холодного ветра был натянут искусно сделанный навес, украшенный золотистыми звездами. В бассейне под навесом красовалась изящная скульптура танцующего фавна, а в воде под ним резвился толстый декоративный карп. На бронзовых цепях между колоннами висели красивые чеканные лампы из Кампании. Куда ни посмотри, я видел замечательные произведения искусства и тонкую работу мастеров. Я также заметил, что Клодия не потрудилась выложить полы мозаикой по новой моде. В этом не было большого смысла, поскольку она не собиралась тут оставаться. Все ее сокровища можно было собрать и увезти с собой. – Деций! Ко мне подошла хозяйка дома. Платье окутывало ее тело, как окрашенный воздух. В ту пору ей было около тридцати трех лет, и она все еще оставалась одной из самых красивых женщин Рима. |
