— Я из рода ямщиков. Мой дед был купец первой гильдии. Отца железная дорога разорила.

— Отцы наши были конкуренты, а мы будем друзьями, — просто сказал Савва Иванович.

Эскиз к одной из декораций Коровин делал по этюду Поленова «Храм Изиды». Мощные каменные колонны, египетская купоросная синева на капителях, в тенях — тайна, солнце на колоннах — пылающее, а тайна — ледяная, чужая. Для остальных эскизов пришлось пользоваться фотографиями. Особенно удачно получились «Лунная ночь на берегу Нила», «Преддверие храма» для сцены судилища над Радамесом.

Серые, чудовищно огромные, во всю сцену каменные громады, из которых сложены фигуры египетских богов, и на этом сером — пронзительно изящная фигурка Амнерис.

Эскизы Мамонтов одобрил, а Костенька Коровин стал в доме своим человеком.

В эмиграции, на чужбине, зарабатывая на хлеб воспоминаниями, Константин Александрович грезил благословенными днями ранней весны 1885 года: «Забавно, что когда я шел в мастерскую писать декорацию, то думал: „Как-то я буду на лестнице писать на такой высоте?“ — полагая, что писать так же придется, как картину, на мольберте, но удивился остроумию: холст лежал прибитый и загрунтованный на полу…»

Мастерская помещалась за Крестовской заставой, в помещении брошенной фабрики.

«В мастерской были маляры, — вспоминал Коровин. — Размерив холсты на квадраты, я нарисовал углем, в общем, контуры, формы колонн и фрески… Долго составляли маляры цвета, переливая в горшок из горшка; мешая краски, подбирая по эскизу.

— Вот это для фундуклеев, — сказал один бойкий маляр, Василий Белов.

— Каких фундуклеев? — спросил я.

— Вон для энтих самых, которых нарисовали.

— Почему же фундуклеи?

— А кто же они? Видно, что народ такой.

В мастерскую пришел Поленов.

— Как я люблю писать декорации! — сказал он. — Это настоящая живопись. Превосходно. Сильные краски.

— А как фундуклеи вам нравятся, Василий Дмитриевич? — спросил я.

— Как? Фундуклеи? Что такое? — удивился Поленов.

— Вот я пишу фундуклеев, а вы в Египте были и не знаете. А вот он знает, — указал я на Василия Белова.

— Что такое? — рассмеялся Поленов. — Сейчас приедет Савва.

Поленов взял синюю краску и сказал:

— Я немножко вот тут колонну… лотос сделаю…

Мамонтов приехал с Дюран, остановился, смотря на декорации. Его веселые, красивые золотые глаза весело смотрели на меня.

— Это что же вы делаете? — сказал он мне. — Чересчур ярко.

— Нет, так надо, — сказал Поленов, — я сам сначала испугался».

Молодые художники видели мир молодыми глазами. То, что их учителям казалось чересчур ярким, для них было недостаточно солнечным. Им нужен был иной свет, иной звук красок. Через полгода Коровин для оперы «Лакме» напишет деревья синими. Мамонтов ужаснется:

— Разве бывают деревья синими?

Иностранные артисты будут удивляться, пожимать плечами, но Поленов декорации одобрит, а критика даже и не разглядит, что деревья синие. В рецензии газеты «Театр и жизнь» читаем о «Лакме»: «Декорации, работы художника г. Коровина, и костюмы художественно прекрасны. Такая постановка по роскоши и знанию может считаться почти образцовой».

8

17 марта Частная опера проняла слушателей ораторией Россини.

1 апреля с грандиозным успехом прошла «Аида».