Савва Иванович понимал, на какой бой он вышел. Силенок своего воинства не переоценивал, но и сдаваться не хотел. В «Фаусте», который теперь делал сборы и прошел за сезон восемнадцать раз, партии Фауста и Мефистофеля исполняли итальянцы, но рядом с ними пели Салина, Гнучева, Малинин, Гордеев. В «Лакме» — ван Зандт и Ванден, но и Любатович с Салиной.

26 декабря была премьера «Кармен». Вот участники этого спектакля: Дон Хозе — Антонио д’Андраде, Эскамильо — Франческо д’Андраде, Иль Данкайро — Карбоне, Иль Ремендадо — Ершов, Цунига, лейтенант — Бедлевич, Моралес, бригадир — Бортолотто, Кармен — Любатович, Микаэла — Салина, Франскита — Пальмина, Мерседес — Ториани.

Братья д’Андраде — баритон и тенор — пели изумительно, на них шли, перекупая билеты у барышников. Но Кар-мен-то была русская. Татьяну Спиридоновну Любатович природа наградила красивым голосом и статью. Ослепительная белизна декольте, сверкающие ярко-коричневые глаза, розы в темных волосах и на платье. Она казалась публике истой испанкой.

Декорации к опере «Кармен» написал опять-таки свой человек — Илья Семенович Остроухов. Он побывал в Испании, проникся ее духом и создал декорации, дышащие негой и сладострастием юга.

На фоне этой яростной, яркой природы дразнящая, игривая, сама радость в любви, смерть — в охлаждении, Кармен-Любатович увлекала партнеров, и отвечать на ее игру рутинным отбыванием на сцене было нельзя. Татьяна Спиридоновна очень нравилась Савве Ивановичу, но выдающейся актрисой она так и не стала, хотя роли получала самые заглавные и выигрышные. В мастерстве, в проникновенности зримо уступала Марии ван Зандт. «Трудно было удержаться от слез, — пишет в своей книге В. П. Россихина, — когда ван Зандт исполняла молитву Миньон в последнем акте оперы Тома. А при первой встрече с чужеземцем в роли Лакме поражала яростью тигренка. Пререкания же ее Розины с Бартоло в „Севильском цирюльнике“ заставляли весь зал хохотать». Но вот что писал Василий Дмитриевич Поленов Виктору Михайловичу Васнецову в январе 1886 года: «В частном оперном театре последнее время пленяла любителей восторгов ван Зандт, но чем именно пленяла, доподлинно не знаю. Только ни голосом, ни красотой, ни даже талантом, ибо она этими тремя качествами не особенно обладает. Марья Александровна Мамонтова без ума от нее, поднесла ей особенную куклу из магазина (ее магазин игрушек „Детское воспитание“ находился в Леонтьевском переулке. — В. Б.) и меня обругала за мою светскую бесчувственность и чопорность. Антон пишет с нее же, с ван Зандт, портрет и, кажется, имеет успех».

На всех, как говорится, не угодишь, но именно иноземные наемники приносили доход, и общий дефицит Театра Кроткова не казался столь угрожающим.

Приваживая публику, спектаклей ставилось множество. 2 марта 1886 года прошла «Динора» Мейербера. Роли исполняли итальянцы и русские. 20 марта «Алая роза». Искру пела Любатович, чудовище — Франческо д’Андраде. Пели итальянец Ванден и русский Миллер, Лаццарини и Самарина, Карбоне и Гнучева, Руссель и Салина.

Появились в театре знаменитости с мировым именем. Анджело Мазини был приглашен Саввой Ивановичем, чтобы осуществить постановку вагнеровского «Лоэнгрина». Пока опера готовилась, Мазини пел в «Фаворитке» и по разу в «Севильском цирюльнике» и «Риголетто». Михаил Дмитриевич Малинин, администратор и артист Частной оперы, вспоминал об этом замечательном певце: «Едва ли когда-нибудь он учился искусству пения. Природа наделила его исключительным по красоте голосовым органом. Это была чудная птица, слушать которую можно было с непрерывным наслаждением… Везде один и тот же, с типичными рутинными жестами, без грима, с обычным своим видом, без всяких движений надменного лица, часто он был смешон там, где так или иначе нужно было входить сценически в свою роль.