Неистребимое «авось» исповедовалось Частной оперой так же свято, как и гениальность. Публика «авось» прощала. Оркестр, верно, жидковат. Итальянец Эспозито не понимает сути русского язычества, хранимого в напевах старины глубокой, исполняемой музыки не понимает! Но Секар-Рожанский как запоет: «Высота ль, высота ль поднебесная!» — сердце замирает. Слезы навертываются на глаза от плачей Волхвы-Забелы: «Уедешь в дальние края, увидишь синие моря». А варяг Шаляпин? — Скала. Бас Бедлевича — царя Морского — рокочет аки океан. Все мощно, все по-нашему, по-русски. Театр не вмещал желающих видеть и слышать. Мамонтов тотчас поднял цены, но люди денег не жалели.

Поговорка «Куй железо пока горячо» родилась в кузне, но это мудрость торгашей.

Савва Иванович, раскинув быстрым умом, предложил Рахманинову разучить и поставить «Майскую ночь». Римский-Корсаков нравится, на него идут, чего же от добра добра искать!

Работа закипела, но глубокой ночью 20 января, после постановки «Хованщины» Театр Солодовникова запылал.

Актеры, поднятые трезвоном, прибежали на Дмитровку и боролись с огнем, помогая пожарникам. Сцену с костюмерными, склады с декорациями спасли.

На следующий день труппа Частной оперы собралась в доме Мамонтова. Мамонтов предложил арендовать Интернациональный театр на Большой Никитской. Первый спектакль дали уже 24 января. Публики было мало, москвичи еще не поняли, что это та же Частная опера. Но поклонники поднесли дирекции Винтер серебряный венок с лентой: «Русская Частная опера. Правда в огне не горит и в воде не тонет. Вперед!»

Вперед так вперед! 30 января состоялась премьера «Майской ночи». Рахманинов, дирижируя, страдал за ошибки оркестра, за свою беспомощность, но Голову пел Шаляпин, и зрители были довольны.

Промахи критика высмеивала ядовито и по делу. О хористах в «Садко» было сказано: «Они необыкновенно сильны… в паузах. Если б хоть отчасти они были сильны там, где хору надо петь».

Недоделки, однако, не заслонили главного. Критик Н. Д. Кашкин писал в газете «Русские ведомости»: «После „Садко“ мы считаем Н. А. Римского-Корсакова решительно не имеющим соперников между современными композиторами в отношении художественного мастерства… Русской частной опере выпала на долю честь и даже историческая заслуга впервые поставить такое замечательное произведение».

6

Великим постом Московская Частная опера открыла гастроли в зале Петербургской консерватории. Помог Римский-Корсаков. Но не ради его заботливых хлопот, а ради русской музыки вся первая неделя выступлений была отдана операм Николая Андреевича. Это ведь вызов не только дирекции Мариинского Императорского театра, это был вызов всему петербургскому чиновно-сановному обществу.

Афиша Театра Винтер предлагала «Садко», «Псковитянку», «Хованщину» (Мусоргский не успел закончить оперу, Римский-Корсаков ее дописал, оркестровал, отредактировал), снова «Псковитянку», «Садко» и обещала премьеры «Майской ночи» и «Снегурочки».

На «Садко» 22 февраля публики было немного. В одно время с Театром Винтер гастролировала труппа из Германии, которая привезла вагнеровские оперы. Но в зале Консерватории был «Нянь» русского искусства Владимир Васильевич Стасов. «Садко» был его любовью, его детищем. Владимир Васильевич участвовал в разработке либретто. Это он настоял, чтобы опера-былина начиналась сценой народного пира, присоветовал ввести образ жены Садко — Любавы.

Шумные приветствия Стасова артистам, декораторам, композитору — не поза, не вызов кому бы то ни было, а всего лишь состояние души. Доволен был спектаклем и сам композитор.