Гаррет в замешательстве.

— Тору из «Корзинки фруктов».

— Я.

— Это манга.

— Ясн.

С другого конца комнаты раздается грохот пианино, и Гаррет поворачивается на звук. Пара девчонок сидит на банкетке, и, похоже, одна задела локтем клавиши. Слышится всплеск дикого пьяного хохота.

И вот я почти жалею, что не дома с Норой, не смотрю канал «Браво», не жду дверного звонка и не объедаюсь «Мини-Киткатами». Между прочим, они не такие вкусные, как обычные «Киткаты». Не знаю. Не то чтобы мне здесь не весело, просто как-то неуютно.

Я делаю глоток пива и… Черт, да это же отвратительно. Я знал, что пиво не мороженое, но мать вашу. Люди лгут, достают поддельные документы и проникают в бары ради этого? Честно говоря, я бы предпочел поцелуй с Бибером. В смысле, с собакой. А может, даже с Джастином.

Невольно начинаешь задумываться, каков тогда на самом деле секс.

Гаррет оставляет нам стакан Ника и идет к девчонкам за пианино. Кажется, они девятиклассницы. У них довольно остроумные костюмчики. На одной, например, — черная шелковая ночнушка с прикрепленной спереди фотографией Фрейда. Сны по Фрейду или типа того. Нику понравится. Правда, на вид эти девчонки ровесницы Норы. Поверить не могу, что они уже пьют…

Гаррет быстро опускает крышку инструмента, и то, что он беспокоится о пианино, поднимает его в моих глазах.

— Вот ты где! — восклицает Эбби, когда возвращается Ник.

Он держится за гитару, как за спасательный круг. Чтобы настроить ее, он устраивается на полу спиной к дивану. Несколько человек посматривают на него, не отрываясь от разговоров. Странно, почти все эти люди выглядят знакомыми, но, по сути, здесь только соккеристы и прочие спортсмены. Разумеется, я ничего не имею против, просто я толком с ними не знаком. Очевидно, что Кэла Прайса я в этой толпе не увижу. А еще я понятия не имею, где Мартин.

Я усаживаюсь на пол, и Лиа аккуратно опускается рядом, неловко подвернув под себя ноги. На ней юбка, и я знаю, что таким образом она пытается скрыть бедра. Так абсурдно и так в духе Лии.

Я придвигаюсь к ней, и она легонько улыбается, не глядя на меня. Эбби садится по-турецки к нам лицом. У нас теперь свой уголок — вполне уютно.

И я чувствую себя счастливым; все будто заволокло туманом, и пиво после нескольких глотков не кажется таким уж противным. Наверное, Гаррет или кто-то еще выключил стереосистему, поэтому несколько ребят подошли послушать Ника. Не помню, упоминал ли я, но для пения у Ника самый идеальный в мире голос, такой с хрипотцой. Конечно, он одержим классическим роком, как будто ему за сорок… Но, наверное, это не всегда плохо, потому что поет он «Wish You Were Here» Pink Floyd, и я думаю о Блю. И о Кэле Прайсе.

Дело вот в чем. Я нутром чую, что Блю — это Кэл. Просто знаю. Думаю, это из-за глаз. У Кэла океанические глаза — затягивающие цветом морской волны. И иногда, глядя на него, я чувствую, будто мы понимаем друг друга. Словно он думает о том же, о чем и я, и между нами существует негласная гармония.

— Саймон, сколько ты выпил? — спрашивает Лиа.

Я накручиваю кончики ее волос на палец. У нее такие красивые волосы, и пахнут они гренками. Ой, только это Эбби. А Лиа пахнет миндалем.

— Одно пиво.

Потрясающее, безумно вкусное пиво.

— Одно пиво? Промолчу, как нелепо ты выглядишь. — Но она почти улыбается.

— Лиа, ты знала, что у тебя ирландское лицо?

Лиа смотрит на меня.

— Что?

— Ну, вы, ребят, понимаете. Ну, ирландское лицо. Ты ирландка?

— Э-э, насколько я знаю, нет.

Эбби смеется.

— А мои предки были шотландцами, — раздается чей-то голос.