Блю Блю Блю Блю Блю Блю Блю.

Серьезно, мне кажется, я сейчас вспыхну.

Весь день в школе меня тошнит от волнения, но в этом совершенно нет смысла, ведь мои чувства не привязаны ни к чему реальному. Это только слова на экране. Я даже, блин, не знаю его имени.

Кажется, я немного влюбился.

На репетиции я постоянно пялюсь на Кэла Прайса с надеждой, что он облажается и выдаст мне подсказку. Какую-нибудь. Любую. Он вытаскивает из сумки книгу, и мой взгляд сразу же устремляется на имя автора. А вдруг это книга гребаного Казановы? Я знаю только одного человека, у кого она есть.

Но это «451 градус по Фаренгейту». Наверное, домашка по литературе.

Да и вообще, как выглядит человек, стены которого рушатся?

На самом деле сегодня никто не может сосредоточиться, потому что все только и думают о десятикласснике, который тайком пробрался в химлабораторию и у которого причиндалы застряли в мерном стакане. Даже не спрашивайте. Судя по всему, новость тут же появилась на Тамблере. И, видимо, мисс Олбрайт так надоело об этом слышать, что она отпускает нас пораньше.

Поэтому я подъезжаю к дому еще засветло. У Бибера сносит крышу от радости, когда он видит меня. Похоже, я первый вернулся домой. Интересно, где Нора. То, что она не дома, — обалдеть как на нее не похоже.

Во мне бурлит беспокойство. Я и есть не хочу. Даже «Орео». Я не могу сидеть без дела и пишу Нику, чтобы справиться о его планах, хотя и так знаю: он рубится в видеоигры в подвале (до начала соккерского сезона это его любимое занятие). Он говорит, что Лиа скоро подъедет, так что я надеваю на Бибера поводок и выхожу из дома.

Когда мы приходим к Нику, Лиа как раз подъезжает к дому. Она опускает стекло и зовет Бибера, и тот, естественно, удирает от меня и принимается прыгать у ее автомобиля.

— Привет, сладкий, — говорит она.

Бибер, опершись лапами о дверь машины, успевает один раз вежливо лизнуть Лию в лицо.

— Ты только с репетиции? — спрашивает она, пока мы плетемся к подвалу.

— Угу. — Я поворачиваю ручку и открываю дверь. — Бибер, НЕТ. Ну, живее!

Будто раньше он никогда не видел белок. О Господи Иисусе.

— Ох. Значит, два часа в день три раза в неделю?

— Теперь четыре раза в неделю, — отвечаю я. — Каждый день, кроме пятницы. И в эту субботу будет репетиция на весь день. — Ого, — отзывается она.

Когда мы заходим в комнату, Ник выключает телевизор.

— Assassin’s Creed? — уточняет Лиа, кивая в сторону погасшего экрана.

— Ага, — говорит Ник.

— Класс, — отвечает она.

А я пожимаю плечами: мне на все двести процентов плевать на видеоигры.

Я лежу на ковре с Бибером, который валяется на спине с нелепо распахнутой пастью. Ник и Лиа в итоге начинают болтать о «Докторе Кто». Лиа устраивается в игровое кресло и теребит рваный край своих джинсов. Ее веснушчатые щеки порозовели, и она что-то оживленно доказывает. Оба полностью поглощены концепцией путешествий во времени. Я разрешаю себе закрыть глаза. И начинаю думать о Блю.

Ладно, я втрескался. Но это не то же самое, что втрескаться в музыканта, актера или несчастного Гарри Поттера. Это настоящее чувство. Должно быть. Оно почти изнуряет.

Вот лежу я на ковре в подвале Ника, видавшем столько трансформаций Могучих рейнджеров, столько сражений на световых мечах и столько пролитого сока — но все, что меня заботит в этом мире, — это поскорее получить письмо от Блю. А Ник и Лиа все еще говорят о чертовой ТАРДИС. Они ничего не подозревают. Они даже не знают, что я гей.

И я без понятия, как им рассказать. После своего пятничного признания Эбби я стал думать, что рассказать Лии и Нику будет просто.