Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:

    – Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми и непреодолимыми…

    – Не будь дураком, Рен, – вспылил мой бывший шеф. – Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она нафиг не будет нужна. Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.

    – Знаешь, мой мальчик, что в этом деле самое ужасное? – серьезно сказал я ему. – В твоей каморке и кошке-то негде прилечь, а ты привел туда юную леди. Не бросать же ей старое пальто в угол?

    – Ну… пивные жестянки я уже выкинул! – приосанился он.

    18.03.04

    Нам баньши пела песенку

    Повесть

    Прошло совсем немного времени, я нянчил уже нового начальника, однако некая пустота, оставленная детективом Рохлей, все не желала заполняться. И, как оказалось, зияла она не только в душе пожилого тролля. Лейтенант Баффин, симулируя скупую мужскую слезу, на каждом углу божился, что любил Дерека Бедфорда как сына. Правда, я сроду не доверял крокодилам.

    Видно было, что новенький у нас не задержится: оттрубит, сколько потребуется, во исполнение гражданского долга, согласно которому молодой мужчина каждой расы обязан отслужить в армии, полиции или тюрьме, а там ему под афедрон уж готово кресло поуютнее. Родитель позаботился. И потому вечерами, в нашем любимом кабачке, что за углом, я пил пиво и под одинокий кларнет вспоминал шефа-напарника, который не гнушался пройти по улице в компании тролля.

    Жизнь прекрасна всегда. Просто иногда в ней больше жизни.

    Пиво делает меня сентиментальным. Здесь можно долго сидеть. Я и сидел – спешить особенно некуда, а Диннем, хозяин, не торопил. Тоже ведь, кстати, тролль.

    – Господин Реннарт, – сказал он, и я вздрогнул. Обычно Дин ставит новую кружку, буквально обратившись в тень. Он достаточно умен, чтобы попусту не тревожить гостей. Они же, чего доброго, вспомнят, что им домой пора. – Я не буду слишком бестактен, если заговорю с вами о работе?

    Я жестом предложил ему сесть, но хозяин отказался, прикинувшись, будто протирает столик, хоть я и крошки не уронил. Конспиратор. Мы с Дереком давно наловчились не говорить о важном в местах постоянной дислокации, где проще всего установить чары-прослушки. Пробовали мы как-то по роду службы лепить на одежду или прямо на тело так называемый мобильный вариант, однако подозреваемый вскоре начинал ощущать их: зевать, чихать, и даже икать, если особенно чувствителен. Заклятая обувь натирала ноги, а пуговицы отрывались. Сопротивление, так сказать, материала. Кабачок Дина мы всегда считали безопасным местом для разговоров о делах. Другое дело – для самого Дина он был самым что ни на есть местом постоянной дислокации. Он тут и работал, и жил с семьей наверху.

    Впрочем, это я отвлекся.

    – Проблемы у тебя, или?…

    Диннем замотал ушастой головой так, что заплескались и полы гавайки.

    – Я не получу с этого ничего, кроме благодарности, мистер Реннарт. Боюсь, правда, что и вы тоже. Благодарность, – повторил он, выпрямившись и драматически прижав тряпку к пузу, – и спасение души.

    Я задумчиво отхлебнул.