|
- Я знаю, что гуманизм - это прекрасно, - продолжал он, меряя комнату крупными шагами. - Но почему мы считаем, что в новых, доселе неизвестных ситуациях люди должны пользоваться моралью, не учитывавшей этих ситуаций? Прекрасно, что люди разучились убивать и лгать, но не кажется ли вам, что попутно мы утратили еще одну важную способность - помнить, что истинное добро многолико? Что наши законы и заветы должны иметь силу до некоей границы, за которой они бесполезны, а порой и вредны? - Кто должен установить эту границу, вот вопрос? Каждый сам для себя? Но из истории известно, чем кончалось, когда каждый начинал сам себе определять границы и рамки... - Ну, историю-то я знаю лучше вас... - буркнул успокоившийся почти Меншиков. - Вернемся к делу. Куда вы деваете эти самые синие кругляшки? - Разумеется, отдаю нашим гостеприимным хозяевам. - Их нужно собирать весь день? - Нет. Установлена норма. Тридцать штук. Однако никому, кроме меня, не удавалось эту норму выполнить. - Стахановец вы наш... - сказал Меншиков. - А вам не приходило в голову, что вся эта затея - дикая, иррациональная глупость? Используя сложнейшую аппаратуру, похищать разумных существ другой расы, чтобы использовать их как негров на плантациях... Во-первых, они не могут не понимать, что последуют контрмеры. Во-вторых, зачем нужны вооруженные первобытными тесаками люди, если любой их паршивый робот, я уверен, сможет небывало перевыполнить план? - Я над этим думал, - досадливо поморщился Белаш. - Все мы думали. Не знаю. Не могу найти ответа... - Извращение, садизм? - сказал Меншиков, замедляя шаги. - Глупости какие... По каким-либо причинам морального, биологического, этического, религиозного характера роботам сбор кругляшек поручить нельзя? И что собой представляют, наконец, кругляшки - деликатес для воскресного обеда, сувениры, предмет религиозного поклонения? Задали нам задачку эти остроухие подонки... Белаш, вы уверены, что они не делали попыток как-то объясниться, общаться? - Были только эти идиотские анкеты. Больше ничего. Знаете, я, пожалуй, пойду. Нет нужды в десятый раз выслушивать изложение своих собственных мыслей... Дверь закрылась за ним медленно и тихо. Слышно было, как он быстро уходит по коридору. Шаги затихли, и снова наступила проклятая здешняя тишина, бесившая Меншикова. Он встал и прошелся по комнате от окна к двери. Взял карандаш и быстро нарисовал портрет Роми - беспечной и веселой. Нарисовал рядом динго с тугими мускулами под шкурой, готовую к бою. Делать все равно было нечего, и он продолжал методично покрывать стену портретами знакомых, изображал убитых им в свое время зверей, пейзажи планет, на которых охотился, наконец нарисовал <остроухого>, стоящего на коленях в позе смирения и раскаяния перед человеком в форменной куртке <Динго>, утолив тем малую толику злобы. |
