Что ты
живой человек, и у тебя есть человеческие чувства...
Он вскочил и в три прыжка оказался во дворе. Вовремя - успел увидеть,
как бесшумно взмывает в небо прозрачный диск, в котором сидят четверо
<остроухих> и Роми. Через несколько секунд диск исчез в затянувшей небо
лиловой дымке. Итак, Меншиков поступи. I верно, лихая перестрелка ничего
не дала бы, а лишь погубила все, но вот как быть с тихим голосом Роми,
шептавшей ночью: <Знаешь, Павел, я всегда мечтала иметь троих детей и
воспитывать их сама, хотя это теперь не в обычае...> А никак. Стиснуть
зубы и работать дальше, мы превосходно умеем стискивать зубы, у нас это
прекрасно выходит, и работать мы умеем...
Чтобы работать дальше, нужно было вернуться в дом и поговорить по
душам с Кириллом Белашем. Навигатор как раз выходил из столовой, Меншиков
схватил его за локоть, развернул лицом к себе и притиснул к стене:
- Что в лесу?
- Смерть, - сказал Белаш, дергая рукой. - Отпустите.
- Слушайте, вы! - зарычал Меншиков ему в лицо. - У меня не так уж
много достоинств, но одним бесспорным обладаю: от меня просто невозможно
отделаться, когда мне нужно что-то узнать. Я от вас не отстану, понимаете
вы это? Буду держать до тех пор, пока вы не расскажете подробно и связно
все, что я хочу знать. Вы не слабее меня, но я учен боевой рукопашной, а
вы - нет...
- Почему вы не в форме, Динго?
- Ага, узнали? Тем лучше.
- В отпуск, что ли, летели?
- В отпуск, - сказал Меншиков. - Вы чертовски проницательны,
навигатор. А посему - идемте.
Он так и вел Белаша под локоть до своей двери. В комнате все
назойливо напоминало о Роми, сине-красный халатик лежал на постели,
которую Меншиков по своей всегдашней лености не заправил, посреди комнаты
стояла раскрытая сумка, и из нее высовывался подол пестрого платьица.
Губная помада и прочие женские мелочи валялись на крышке шкафа, на картине
с охотником и оленем. Меншиков яростно побросал все в сумку и швырнул ее
на подоконник. Потом ему пришло в голову, что, собирая так вещи Роми, он
заранее хоронит ее, но ведь существуют же на свете для чего-то чудеса,
почему бы ей не вернуться? Он взял сумку с подоконника и поставил ее в
шкаф. Белаш, сидя на постели, наблюдал за ним, и в глазах его было
холодное всезнание.
- Так, - сказал Меншиков, захлопнул дверцу. - Присядем же и
побеседуем, как выражался кардинал Ришелье - как сейчас помню... Что-то вы
тут все чересчур быстро опустили руки, как я погляжу...
- А что нам еще остается? - Белаш невозмутимо пожал плечами. - В
нашем положении одинаково неприемлемы обе крайности - встать на
четвереньки и рычать или исписать стены гордыми словами о непреклонной
непокорности. |