У Фэй Барратт, после того как Дэйвид ее бросил, агента вообще не было, поэтому ей оставалось только уповать на милосердие ближних.

Имелся ли агент у Мортона Краусса, смогло бы разобраться, пожалуй, только правосудие, поскольку в настоящее время они с Кенигсбергом находились в состоянии судебной тяжбы, и встречный иск должен был рассматриваться только в ноябре.

— В общем, как ни посмотри, самое лучшее будет оставаться здесь, пока мой агент не вышлет нам денег, — заявила в конце своей речи Джун Лабуайе-Сук. — Я нашла на окраине города пансион, который предоставит четверым из нас два двухместных номера. Я напишу вам адрес. Хозяйку зовут миссис Макалистер. Она просила нас прийти не позже одиннадцати, потому что ее муж принимает снотворное, действие которого кончается как раз после полуночи. Еще она сказала, что собака у них тоже очень нервная.

— Секундочку, — вмешалась Фэй, — ты сказала «четверым». Это что означает, что один из нас останется на улице?

В мире представлений Фэй всегда присутствовал этот «один», разумеется, самый слабый и беспомощный из всех людей на земле, а именно сама Фэй Барратт. Самая ее известная картина, собственно, так и называлась: «Одна на улице», на ней была изображена мертвая женщина (утопленница?), лежащая в позе эмбриона внутри канализационного колодца.

— Геррит у нас предпочитает обходиться без гостиниц, — объяснила Джун. — А также без долгов. Он купил спальный мешок и хочет сказать нам всем «до свиданья».

— До свиданья! — сказал Геррит и, водрузив на плечи дарующий независимость сверток цвета хаки, направился прочь.

— Даже если действительно понадобятся тридцать шесть часов, чтобы перевести сюда деньги, — продолжила Джун Лабуайе-Сук, — у нас с Ником денег хватит на две ночи в гостинице для всех, так что проблем не будет.

Мортон Краусс был очень доволен, что нашлось решение, к тому же такое экономичное, но от одной мысли о том, что ему придется провести двое суток в городе, который он уже окрестил «Местом, Где Время Остановилось», ему делалось дурно. Решив, что из всех присутствующих Фэй Барратт более других способна его понять, он решил ей пожаловаться, прежде чем все снова разойдутся в разные стороны.

— Невыносимо! — заявил он. — Здесь нет ничего, вообще ничего! Ни тебе ночных клубов, ни пиццерий, ни киношек!

— Здесь не так уж и плохо! — не вполне искренне возразила Фэй. — Очень милое местечко. Воздух чистый. Жители дружелюбные.

— Дружелюбные! — фыркнул Мортон. — Они просто запрограммированы таким образом. По-моему, это тот самый город, про который сняты «Степфордские жены». Роботбург, вот что это такое! Разве это люди — такие зажатые, такие унылые! Вот что я скажу: без уличной культуры Нью-Йорка я могу просто рехнуться — безо всех этих черных, латиносов, банд, гетто-бластеров, парней, мельтешащих вокруг, катающихся на роликах, горланящих песни, орущих, пристающих к тебе…

Фэй мысленно перенеслась в Нью-Йорк, чтобы попытаться вспомнить, как она сама ко всему этому относится, но ее квартира была в Квинсе, к тому же она все равно нечасто выходила из дома, проводя время в основном за мольбертом или перед телевизором.

— Да не выдумывай, Мортон, — возразила она. — Могу поспорить, что сам ты таким образом не развлекаешься, просто стоишь и наблюдаешь.