— Слышать я о нем слышал, — мрачно произнес мистер Хебблсуэйт. — Только я не знал, кто он такой. Как он выглядит — большеголовый, а шляпа еле держится?

— Похоже, — ответила Элли. — У него теперь от важности голова стала еще больше, ясно, что он не нашел себе шляпы впору — таких размеров и в продаже-то нет. Но хватит о Викторе, я устала. Поговорим о чем-нибудь другом. Что нынче делается в конгрегационалистской церкви на Мур-Лейн?

Дик рассмеялся.

— Не смейся, глупый, — закричала Элли. — Я всегда ходила в эту церковь. Том не даст соврать. А когда мне было шестнадцать лет, я хотела поступить в хор, в группу сопрано, но старик Холстед меня не взял. А Том пел там в басовой группе. Он тогда был уже взрослый, с усами. И собой недурен… не красней, Том, это было давно… и мы строили ему глазки и толпились вокруг него на благотворительных базарах, но ваша Роза всех опередила, потому что она была самая милая и хорошенькая. Помнишь, Том? Да помолчи ты, Дик. Два ладденстальца хотят спокойно потолковать. Правда, Том? Слушай, Дик, если ты не замолчишь, я завтра утром уеду в Ладденсталь.

Виктор Крэнтон и в самом деле зашел к ним в тот вечер. Он появился час спустя и, как предсказывала Элли, сразу же сообщил, что может пробыть только две минуты. Будучи представлен мистеру Хебблсуэйту, он кивнул ему и больше его не замечал. Он немного поболтал и выпил с Диком, а затем обратился к Элли:

— Дорогая, я не могу больше у вас сидеть. Заглянул всего на две минуты. Оставил Робертсона работать с хором и с Джимми Дадли. Но почему вы вдруг ушли? Да нет, ничего страшного не случилось. Но я люблю, чтоб у меня спрашивались. Дисциплина и еще раз дисциплина. С репетиции никто не уходит без моего разрешения — никто, включая звезд и даже вас, дорогая. Только так и можно чего-то добиться. Помните, я пригласил в свое последнее шоу «Золотая подвязка» Стеллу Фрегерсон, но она в нем так и не выступила. И знаете почему, дорогая Элли? Между нами, разумеется. Она стала все делать по-своему, как будто меня вообще нет или я обращаюсь к кому-то другому. Пришлось с ней серьезно поговорить. Она сказала: «Я — Стелла Фрегерсон», я ответил: «А я — Виктор Крэнтон, и это мое шоу. Ну, так как, Стелла?» Она пригрозила уйти. Я сказал, что это блеф. И она ушла. Ну, конечно, дорогая, вы не Стелла Фрегерсон…

— Слава богу! — пробормотал Дик.

— …Но такой уж у меня метод. Публика не может жить без большого шоу Виктора Крэнтона, она изголодалась по нему, и единственный способ утолить ее голод — это заставить всех — всех! — работать так, как я считаю нужным. И знаете, какие это дает результаты? Удивительные, дорогая, просто удивительные… вам это известно. Ну, я побежал. Нет-нет, старина, мне больше не наливайте… я ведь только заскочил на две минуты переброситься словечком с Элли. Увидимся завтра в одиннадцать, дорогая.

— Может быть, — сказала Элли, загадочно улыбаясь.

Он погрозил ей пальцем.

— Ну-ну, Элли. Не дразните меня. И запомните: я бываю иногда деспотичным, но я добиваюсь результатов. Никакой путаницы, никакого беспорядка. Все, убегаю.

— Ну, что вы скажете? — спросила Элли, когда он ушел.

— Это он, — уверенно объявил мистер Хебблсуэйт. — Совершенно точно. Это он.

— Погоди, Том, — воскликнула Элли. — Ты так говоришь, будто вы с Виктором уже встречались. А он тебя, кажется, не узнал.

— Он меня — нет. Зато я его хорошо узнал. Когда я был прошлый раз в Лондоне, он мне сделал большую гадость — во всяком случае, я бы назвал это именно так. Сейчас я вам все расскажу.