Все знали, что Паттерсон с Крафтом давно знакомы, не раз вместе обедали, отчего многие сведения перепадали первыми именно Крафту. Однако сейчас и он находился на голодном информационном пайке. — Перед нами именно человеческая трагедия, как вы изволили выразиться, которую вы почему-то превращаете в фарс. Нам не нужна сенсация, нам нужны факты, а уж сделать из них сенсация — наша профессия.
— Я и сообщаю факты, — начал Паттерсон.
— Которые не соответствуют действительности.
— Послушайте, мистер Крафт…
— Нет уж, послушайте вы, мистер Паттерсон. Если все здесь так ясно, то почему заявление делаете вы от имени госдепартамента, а не главный крач клиники от имени консилиума? Почему никто из врачей не захотел с нами разговаривать и перед прессой оказались закрыты все двери в клинику? Почему никто из нас не смог отыскать бывшую жену Кирмана? Почему в университете штата Нью-Йорк, где, по официальным данным, работает Кирман, его никто не видел уже года два? Почему Нобелевская премия присуждена Кирману за работы десятилетней давности — не потому ли, что за последние годы научная деятельность лауреата резко сократилась? И верите ли вы сами, мистер Паттерсон, что нам покажут Кирмана, пусть даже и мертвого? И если покажут, то кто сможет достоверно сказать, что умер он именно от рака?
— Я должен ответить на эти вопросы сразу или по очереди?
— Да как хотите? — Крафт пожал плечами.
— По первому вопросу: мы посчитали нецелесообразным отрывать врачей от работы — состояние Кирмана, повторяю, критическое. Прессу пока действительно решено в клинику не допускать — это распоряжение главного врача, и не нужно обвинять меня в том, что я его санкционировал. Бывшая жена Кирмана — потому и бывшая, чтобы делать то, что ей заблагорассудится. Я тоже не знаю, где она сейчас, и меня это не интересует. Что касается остальных вопросов, то комментариев не будет.
— Мистер Паттерсон, — подала из первого ряда голос Мэри Пенроуз из CBS, — ни в ваших ответах, ни в официальном коммюнике нет, к сожалению, новой информации. Все это мы и так знали…
— Весьма сожалею…
— Я закончу, если позволите, — спокойно продолжала Мэри Пенроуз. — Все это нашим зрителям, слушателям и читателям известно. Известно им также и то, о чем вы умолчали и что уже появилось сегодня в утренних газетах: Кирмана в клинике попросту нет. Еще вчера вечером он был похищен. Вот почему нам его не показывают. Вот почему клиника наводнена агентами из Лэнгли и вот почему от расследования фактически отстранено ФБР. Что вы скажете по этому поводу?
— У вас и ваших коллег, мисс, слишком богатое воображение…
Крафт вздохнул и начал пробираться к выходу. Пресс-конференция увядала на глазах. Паттерсон проследил взглядом за своим строптивым приятелем и перевел дух — кажется, конец. В это время из-за монитора вынырнул маленького роста мужчина и сказал:
— Кронинг из «Нью-Йорк геральд трибюн». Не поглядите ли, мистер Паттерсон, на фотографию, которую мы публикуем в нашем сегодняшнем вечернем выпуске?
Он пустил по рукам несколько экземпляров газеты, и в зале мгновенно возник шум. Крафт помедлил и вернулся на свое место. Перехватив экземпляр газеты, он взглянул на Паттерсона — лицо пресс-секретаря было бледно.
— Для телезрителей поясню, — сказал Кронинг. — Вчера под вечер фотограф-любитель Бакстон запечатлел своих друзей, с которыми встретился случайно на Йорк авеню недалеко от Рокфеллеровской клиники. Он не придал снимкам значения, вечер провел в баре, а сегодня, прочитав о побеге Кирмана, подумал, что клиника могла попасть в кадр, и пересмотрел фотографии. Как вы можете убедиться, на снимке видна стена клиники. |