– Это я девять лет провел за решеткой, а не деньги!

Если они отказались, то верни мне!

После этого голос брата зазвучал раза в два громче, он мне пригрозил:

– Ну погоди же у меня, ты должен лично со мной объясниться! – Сказав это, брат отсоединился.

Мои уши наполнил доносившийся из колонок низкий звук ударной установки. Я положил трубку на ретроаппарат: она была похожа на тело ничком лежавшего мужчины, в то время как сам корпус телефона напоминал бесстыжую девку, которая с одной стороны растопырила свои руки, а с другой – раздвинула ноги.

Мне следовало уходить. Это место больше мне не принадлежало. Единственное, куда я мог направиться, – это к Ма Ганю. Встреча с ним меня пугала. Я боялся, что он увидит меня в таком состоянии. Но в то же время мне хотелось встретиться с ним, он был единственным человеком, к которому я мог прийти. Я столько всего собирался рассказать ему. На сердце у меня столько всего накопилось, что мне настоятельно требовалось найти родственную душу и выговориться. Наконец, собравшись с духом, я направился к Ма Ганю. Вид Ма Ганя меня удивил, за эти несколько дней, пока мы не виделись, он сильно похудел и выглядел очень усталым. Я не знал, что именно его гложет. Его лицо выражало серьезную озабоченность. Похоже, и у него не все складывалось удачно. Я подошел к Ма Ганю. Вот уж не думал, что снова предстану перед ним в своем жутком виде. Свою униформу я вернул в ночной клуб, и теперь на мне была вискозная рубаха, которую я носил на каменоломне. Изначально белая, теперь она стала неопределенного цвета. От длительной носки она уже давно выглядела застиранной. Хорошо еще, что перед Ма Ганем у меня не было нужды маскироваться. Настроение мое походило на рубаху, в том смысле, что утеряло всякую яркость и надлежащую чистоту, от унылого духа, заполнившего все складки, веяло гнилостью. Ма Гань наверняка заметил произошедшие с мной перемены, он не пригласил меня пойти с ним куда-либо выпить, а вместо этого привел в складское помещение на задворках. Там, опершись на коробки, мы курили, понуро опустив головы, стряхивая пепел прямо на пол.

– Ты ездил в Шанхай? – спросил я.

– Да. Ездил в Шанхай.

– У тебя все нормально в последнее время?

– Ну, как сказать. Более или менее.

Я все думал, как бы попросить его о помощи. Как было бы здорово, если бы я оказался у него в помощниках, чтобы как-то сводить концы с концами. Если бы только Ма Гань согласился взять меня, я бы пахал сколько угодно. В конечном счете мы же свои люди, да и требования у меня в плане финансов минимальные. Будучи физически сильным, я бы не отлынивал от работы, чтобы не подвести Ма Ганя. Довольно долгое время мы молчали, вдруг Ма Гань словно опомнился и поспешно сказал:

– Я тебе еще даже воды не предложил.

Я ухватил его за руку:

– Да к чему это.

Но Ма Гань все-таки вышел, прошло порядочно времени, прежде чем он вернулся с бумажным стаканчиком, в котором находилась кипяченая вода. Помедлив, я тихо сказал:

– Брат, у меня тут из-за моей слабохарактерности снова возникли проблемы.

Ма Гань, похоже, уже предвидел, о чем пойдет речь, поникнув, он сохранял молчание. Кивая, он не прекращал стряхивать на пол пепел.

– Да все в порядке, – добавил я, горько усмехнувшись, сам не понимая почему. Наверняка моя улыбка выглядела ужасно противно и глупо. Остаток фразы я снова проглотил.

Ма Гань продолжал молчать. Но несмотря на это, я все равно чувствовал себя комфортно в его присутствии. Пусть даже он не мог чем-либо помочь, по крайней мере, у меня была возможность поговорить с ним. Дожидаясь своего освобождения, я больше всего мечтал, чтобы у меня появился человек, который смог бы спокойно меня выслушать.