И потом она заговорила другим тоном, как если бы обращалась к нам:

- Все дело в том, что никто не хочет в это поверить; говорят, это очередная "утка" - чтобы раскупали газету. Никто не видел выпей.

И каждый из нас сказал:

- Но даже если я выйду на улицу с остальными слепцами, никто не поверит мне.

Мы стояли не шевелясь, не двигались, прислонившись к стене, слушая женщину. Она сказала:

- Но если с вами вместе выйдет мальчик - это другое дело. Разве не поверят словам ребенка?!

Детский голос перебил:

- Если я выйду на улицу вместе с ними и скажу: вот те самые люди, которым выпи выклевали глаза, - мальчишки забросают меня камнями. В городе говорят, что такого не бывает.

Наступила тишина. Затем дверь закрылась, и мальчик снова заговорил:

- И потом, я сейчас занят - читаю "Терри и пираты".

Кто-то сказал нам на ухо:

- Я уговорю его.

И пошел туда, откуда слышался голос ребенка.

- Прекрасно, - сказал этот кто-то. - Так расскажи нам хотя бы, что произошло с Терри на этой неделе.

Нам показалось, что он пытается завоевать доверие мальчика. Но тот ответил:

- Мне это не интересно. Мне нравится только рассматривать картинки.

- Терри оставили в лабиринте, - сказали мы.

И мальчик сказал:

- Это было в пятницу. А сегодня воскресенье, и мне интересно только рассматривать картинки. - Он сказал это бесстрастно, равнодушно, отчужденно.

Когда тот, другой, вернулся, мы сказали:

- Вот уже три дня, как мы потерялись, и с тех пор мы так и не отдыхали.

И тот сказал:

- Хорошо. Давайте немного отдохнем, только не будем разнимать рук.

Мы сели. Нежаркое невидимое солнце стало пригревать нам плечи. Но даже солнце оставило нас равнодушными. Мы где-то сидели, потеряв представление о расстоянии, времени, направлении. Мимо нас прошло несколько голосов.

- Выпи выклевали нам глаза, - сказали мы.

И чей-то голос сказал:

- Эти люди приняли всерьез то, что было напечатано в газетах.

Голоса исчезли. Мы продолжали сидеть плечо к плечу, надеясь узнать по голосам и запахам идущих мимо нас знакомых. Солнце уже напекло нам головы. И тогда кто-то сказал:

- Пойдете снова к стене.

И остальные, продолжая сидеть, подняв голову к невидимому сиянию, ответили:

- Нет, еще рано. Подождем, когда солнце станет бить нам прямо в лицо.

Послушайте маловеры всех мастей, доподлинную историю Великой Мамы, единоличной правительницы царства Макондо, которая держала власть ровно девяносто два года и отдала богу душу на последний вторник минувшего сентября. Послушайте историю Великой Мамы, на похороны которой пожаловал из Ватикана сам Верховный Первосвященник.

Теперь, когда ее верноподанные, потрясенные до самого нутра, пришли наконец в себя; теперь, когда дудочники из Сан-Хасинто, контрабандисты из Гуахиры, сборщики риса из Сину, проститутки из Гуакаамайяля, ведуны из Сиерпе и сборщики бананов из Аракатаки опомнились и натянули москитные сетки в надежде отоспаться после стольких бессонных ночей; теперь, когда восстановили душевное равновесие и взялись за государственные дела все, кому положено - президент Республики, да и те, кому подвернулся случай представлять земную власть и силы небесные на самых пышных похоронах в истории человечества; теперь, когда душа и тело Верховного Первосвященника вознеслись на небо, а по улицам Макондо не пройти ни проехать, - где там! когда горы консервных банок, порожних бутылок, окурков, обглоданных костей и потемневших кучек, оставленных повсюду сборищем людей, прибывших на погребение - самое время приставить к воротам скамеечку и, пока не нагрянули те, кто пишут историю, с чувством - с толком рассказать о событиях, взбудораживших всю страну.

Четырнадцать недель тому назад, после долгой череды мучительных ночей с пиявками, горчичниками и припарками Великая Мама, сломленная предсмертной горячкой, распорядилась перенести себя в любимую плетеную качалку, ибо возжелала наконец высказать последнюю волю.