СОЗДАТЕЛИ

Кате этот рассказ посвящаю.

Человек, которого звали Дмитрием, в величайшем нетерпении охватывал взглядом прибор, которому отдавал он все свои силы физические и душевные в течении вот уже нескольких лет. И трудно было поверить, что все эти неимоверные усилия уместились теперь в этом черном, двухметровом яйце из глубин которого доносилось добродушное урчание.

Дмитрий поднялся со своего старого, скрипучего стула, и медленно, словно опасаясь чего-то, подошел к сфере, провел по ее холодной, совершенно недвижимой поверхности рукой и, глубоко вздохнув, перевел взгляд в окно.

А там, за окном, как и вчера, как и на прошлой неделе, все падал и падал из низких туч серый плотный снег, мертвые хлопья его невесомо и беззвучно опадали вниз по стеклу, потом, утомленные долгим паданием с неба, желали остаться полежать на подоконнике, но летящий волнами ветер сдувал их дальше, в холодное марево...

- Какой странный мир, - прошептал Дмитрий задумчиво, провожая взглядом особенно крупную снежинку, напоминающую по форме конскую голову. Почему здесь все так, как есть, как установлено по каким-то странным законам? Почему люди так с многим могут смириться - смириться с ужасным, неприемлемым? Почему они так часто бывают равнодушны к окружающему миру и к собственному одиночеству... Одиночество... одиночество, какая же это страшная, все-таки, вещь - одиночество! Это оно - одиночество, придавало мне силы, да еще и еще любовь к этому дрянному, так много о себе возомнившему, и все-таки великому человечеству... все эти долгие годы...

Черты его бледного, иссушенного лица заметно оживились и он нервно провел тонкими длинными пальцами по редеющим, блеклым волосам.

Затем он включил видеокамеру и начал уже было говорить, обращаясь к ее мертвому стеклянному зрачку, как дверь негромко приоткрылась и в проеме появилось изъеденное морщинами лицо маленькой старушки:

- Внучек, внучек, - мягким, грудным голосом проговорила она, - завтрак то я тебе уж третий раз разогреваю. Давай-ка, иди, а то совсем ты себя без еды в скелет превратишься... а то я и не уйду, пока ты не пойдешь...

Дмитрий при первых же ее словах бросился к видеокамере выключил ее, и затем уж подлетел к двери, остановился там в величайшем раздражении перед бабушкой и проскрежетал невнятным отрывистым голосом (он только шептать мог внятно, и даже глубоко):

- Иди, иди, не отвлекай меня! Не отвлекай, слышишь, не смей меня отвлекать, своими этими... едой!

Он вздрогнул весь и осторожно оттолкнул ее вглубь темного коридора; затем захлопнул дверь и еще приставил к нему тяжелое дубовое кресло, и вновь зашептал, смотря на бесконечную снеговерть за окном:

- Ну вот, зачем же я так... Ну и она тоже хороша - знает ведь, что нельзя ко мне, а все норовит заглянуть... ну вот - отвлекла меня...

Он вновь включил видеокамеру и, встав прямо перед ней, заговорил так сбивчиво и глухо, что его едва можно было понять, хотя, не смотря на это, самому ему казалось, что речь его летит весьма стройно, без всяких изъянов; вот что он хотел сказать изначально: "Сегодня великий день для всего человечества. Знаю - сказано громко и, должно быть, многие так говорили и до меня. Но, все же, я повторю - сегодня великий день для всего человечества. Ну в том, конечно, случае если все это заработает, ну а если нет, тогда и жизнь моя ничего не стоила и никто этого и не услышит. Так вот она, эта темная сфера, за моей спиной, урчит мягко и кроет в себе бесконечность. Когда я, сняв с себя одежду, залезу в нее и закрою дверцу, оборвется всякая моя связь с этим странным миром, и если кто сейчас подумал, что это простая компьютерная система - нечто вроде виртуального шлема, то он ошибся. Здесь мне удалось собрать не только компьютерные блоки, но и системы поддерживающие бесконечный цикл деятельности организма. Это значит, что те ресурсы, которые есть во мне сейчас, бесконечно будут циркулировать во мне, вырабатывая энергию для работы клеток мозга - это будет, как бесконечное горение, как Солнце.