• необходимо ли, и возможно ли, сохранить баланс в структуре de fortes mains, de belles couleurs. Только переводчику 1 это удается, он согласуют обе части в единственном числе; остальные нарушают баланс оригинала;

• что делать со словосочетанием belles couleurs. Все шесть переводчиков едины в том, что сохранить множественное число невозможно. Но а) нужно ли развертывать структуру с помощью определений fresh и ruddy, а определяемое слово конкретизировать до complexion (это будет означать, что couleurs относятся только к лицу Шарля, однако еще на первой странице есть отсылка к его red wrists); или б) действительно ли закономерны изменения состояния кожи мальчика, так что абстрактное good отражает абстрактное belles?

У всех шести вариантов, представленных в хронологическом порядке, есть свои достоинства; нельзя с уверенностью сказать, какой из них лучше. 1) Перевод Маркс-Эвелинг, который, как отмечает Дэвис в своем предисловии, вызвал «немало раздражения у Набокова, о чем говорят его пометки на полях, однако именно к этому переводу он обращался на лекциях, посвященных роману»; 2) перевод Расселла; 3) перевод Хопкинса; 4) перевод, который даже при первом рассмотрении кажется самым вольным, принадлежит Стигмюллеру; 5) перевод Уолла; и 6) перевод Дэвис. Двое, Уолл и Дэвис, строже всех придерживаются структуры предложений оригинала и меньше всех прибегают к «объяснительному» переводу.

В английской дегустационной терминологии есть немного претенциозный термин: дегустация вина на вкус обозначается словом mouthfeel (сбивает с толку, не правда ли? — разве вкусить вино можно еще чем-то, кроме как ртом? Может, ногой?). Оксфордская винная энциклопедия «The Oxford Companion to Wine» определяет этот термин как «неспециализированный дегустационный термин, используемый, как правило, в отношении красных вин при выявлении такого текстурного показателя, как гладкость, которая вызывает определенные тактильные ощущения на поверхности ротовой полости». Данный термин можно применить и к переводу. Более столетия подавляющая тенденция в переводе диктует отход от гладкости в сторону аутентичности, отход от трансформации и интерпретации, направленных на плавность звучания английской прозы, в сторону буквоедской верности — насладитесь танинами! — которая стремится передать язык оригинала. Сегодня глагол to English, то есть «англизировать», c его собственническим и даже захватническим звучанием, вышел из употребления, но когда готовился первый перевод Флобера, он еще был в ходу: так, на титульной странице первого совместного лондонского и нью-йоркского издания «Саламбо», выпущенного в 1886 году — тогда же, когда и сделанный Маркс-Эвелинг перевод «Мадам Бовари», — значилось Englished. И кем, по-вашему, он был предпринят? Госпожой «М. Френч Шелдон». Поступательная тенденция отхода от «англизирования» прослеживается в вышеперечисленных шести вариантах взросления Шарля. То же самое было с переводами Чехова — вслед за Констанс Гарнетт пришел Рональд Хингли. Пришел, но не вытеснил: некоторые до сих пор читают переводы Гарнетт. Прежде всего, потому, что они мгновенно переносят нас во времени и создают более яркую иллюзию, будто мы — книголюбы той эпохи, а не современные читатели, инспектирующие текст далекого времени с помощью сверхточных оптических приборов. Однако, вероятно, происходит еще что-то другое или что-то дополнительное — своего рода запечатление. Первый перевод классического романа — как первая запись классического музыкального произведения: он состоялся и остается тем романом, той симфонией. Последующие исполнители могут лучше владеть языком или лучше играть на аутентичных инструментах, но эта изначальная версия всегда подвергается некому смещению.