Саймон сразу отправился в Уорстуисл, и, хотя я не видела, как он отстаивал мою свободу, я знала, что это ему удалось.

Он предстал перед Деверелом Смитом и обвинил его при всех в убийстве Габриела. Заведующему он пригрозил, что тот может лишиться своей должности, если осмелится поместить меня в это заведение, полагаясь только на слова доктора Смита. Я представляла себе, сколько силы чувствовалось в нем, когда он боролся за мою свободу и жизнь моего ребенка.

Разумеется, он победил. Саймон всегда выходил победителем. Его нельзя было сломить, если он чего-то хотел добиться. Я уже успела это понять. Мне именно это в нем и нравилось.

Иногда я думаю, что должен был испытывать Деверел Смит, стоя возле Уорстуисл и понимая, что весь его тщательно продуманный план рухнул в последний момент. Ведь если бы ему удалось упечь меня туда в качестве пациентки с диагнозом «сумасшествие», то было бы очень трудно доказать потом, что я была в здравом уме и не находилась в состоянии помешательства, хотя бы временно.

Но Саймон успел.

Он отвез меня в Келли Гранж, где Хагар уже ждала меня, и я оставалась там до рождения ребенка.

Роды наступили преждевременно, да это и неудивительно, но мой Габриел скоро набрал вес и стал крепким малышом. Мы с Хагар просто обожали его; я думаю, что Саймон — тоже. Но он хотел сделать из него настоящего мужчину и редко пускался с ним в нежности. Я не возражала. Мне хотелось, чтобы Габриел вырос таким мальчиком, который хотел бы, чтобы к нему относились как к мужчине, а не как к ребенку. Я хотела видеть его сильным.

Но еще до рождения Габриела произошли кое-какие события.

Я часто думала о Девереле Смите — о том, как он был уверен в своих силах; мне кажется, он обожествлял себя, ставил себя выше других, считал, что он умнее их и может перехитрить кого угодно. Он не верил, что может проиграть. У него были свои счеты с жизнью, и он собирался компенсировать то, что ему было недодано. Он верил, что является сыном сэра Мэтью и что никто не сможет помешать ему в его притязаниях на наследство. Габриел был законным сыном, рассуждал, он, зато он — Деверел — был старшим сыном. И он убрал его со своего пути.

Нам так и не довелось узнать, как это случилось. То ли Габриела заманили на балкон, то ли он по своей воле вышел туда, а там его уже ждали. Это осталось тайной… Но доктор убил Габриела, чтобы освободить дорогу Люку, а потом, когда он женился бы на Дамарис, доктор смог бы наконец жить в Ревелз. Подбираясь исподволь своими зловещими методами к людям, он постепенно стал бы хозяином Ревелз. Он ведь умел проникнуть в душу человека, нащупать его слабости, и потом использовать это, чтобы подавлять тех, кто жил с ним бок о бок, и управлять ими.

Он наслаждался своей властью над людьми. Гораздо позже Рут призналась мне, что он узнал об одном ее неблагоразумном поступке. У нее была любовная связь после Смерти мужа, которая могла бы вызвать страшный скандал, если бы стала достоянием гласности. Не то чтобы он открыто говорил ей: «Если вы меня не поддержите, я всем расскажу о том, что вы так хотите сохранить в тайне». Нет! Но он намекал, что ему все известно о ней, и взамен на его молчание он рассчитывает на ее поддержку и внешние проявления дружбы. Так незаметно он перетянул ее на свою сторону, и она всегда делала вид, что рада видеть его в Ревелз, при первой же возможности демонстрируя свою доброжелательность.

Возможно, он имел какую-то власть и над сэром Мэтью. Во всяком случае, он не сомневался в поддержке со стороны сэра Мэтью и Рут в вопросе женитьбы Люка на Дамарис.

Я часто думала, что бы могло твориться в этом доме, если бы не Саймон. Меня бы здесь и в помине не было, мне даже теперь страшно себе представить, какое будущее мне было уготовано.