Зато я прекрасно представляла себе, какой была бы жизнь в Ревелз, если бы он был здесь хозяином: все были бы во власти его мягких, на первый взгляд, но цепких и злобных рук.
Но этому не суждено было сбыться. Все его планы рухнули… из-за сильного и смелого мужчины!
Он, должно быть, очень ненавидел Саймона. Но тот отвечал ему тем же самым. Он не оставил ему надежды на пощаду, и Деверел Смит это почувствовал. Когда он встретился лицом к лицу с Саймоном у ворот в Уорстуисл, он впервые понял, что перед ним противник гораздо сильнее его.
Он погиб — как и жил — очень драматично. Когда Саймон потребовал предоставить ему экипаж, чтобы отвезти меня в Келли Гранж (ведь он прискакал в Уорстуисл на одной из своих самых быстрых лошадей), ему подали двуколку и он поднял меня на руки. А в это время, когда мы еще только собирались уезжать, доктор Смит был уже в Ревелз.
Он прошел прямо в дом на верхний этаж восточного крыла, на тот единственный балкон, с которого еще никто не падал и не разбивался. В последнем отчаянном порыве он бросился вниз с балкона, как бы даже этим поступком стараясь всем доказать то, в чем он старался всю жизнь убедить себя — он был членом этой семьи, и Керкленд Ревелз значил для него не меньше, чем для любого другого члена этой семьи, которые родились здесь и всю жизнь провели в этих стенах.
Вот, пожалуй, и все. После смерти мужа здоровье миссис Смит улучшилось, и она уехала вместе с Дамарис. Потом я узнала, что Дамарис блестяще вышла замуж в Лондоне. Люк начал учиться в Оксфорде, наделал кучу долгов и ввязался в историю с какой-то женщиной. Сэр Мэтью ворчал, что это все, наверно, из-за возраста, — ведь он сам через все это когда-то прошел. Рут тоже изменилась. Она стала относиться ко мне более искренне, и хотя мы так и не стали большими друзьями, она раскаивалась в том, что с готовностью помогала тогда доктору в его планах, хотя и не подозревала о его зловещих намерениях. Сара, как и прежде, оставалась моим хорошим другом. Она радостно сообщила мне, что закончила свою картину. На ней, кроме Габриела и Фрайди, была и я, но уже не в тюремной камере, а в своей комнате. Она тогда хотела предупредить меня, так как знала, что мне грозит близкая опасность, но не знала тогда, что монах и доктор — одно и то же лицо, и это сбивало ее с толку. Она была счастлива, что опасность миновала, и так же, как и я, с нетерпением ждала появления на свет моего ребенка…
И вот наступил тот прекрасный день, когда родился Габриел и стало известно, что он будет жить, а я скоро оправлюсь от тяжелых испытаний, которые для меня оказались еще более суровыми, чем могли бы быть — из-за огорчений, перенесенных мной в предыдущие месяцы. Я прекрасно помню этот момент: я лежала, обняв своего ребенка, испытывая ни с чем не сравнимое чувство покоя и усталости — одно из самых прекрасных ощущений, подаренных женщине природой. Ко мне приходили, меня поздравляли и неожиданно пришел Саймон.
Он уже говорил мне, что давно начал подозревать Деверела Смита. После смерти доктора он обнаружил проход в потайные помещения со стороны монастыря. Тогда утром, накануне Рождества, нам с Мери-Джейн не хватило совсем немного времени, чтобы закончить свои поиски. Стоило нам отодвинуть камни, которые в порыве отчаяния Мери-Джейн пнула ногой, и перед нами открылась бы лестница, ведущая вниз — в ту часть подземного хода, где она потом нашла одежду монаха. В конце концов мы узнали, что ход, соединяющий дом с подвалами, был построен одновременно с самим домом. Принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства, которые могли возникнуть в любой момент, нельзя было пренебрегать таким отличным местом, где можно было укрыться, притом рядом с домом.
Несколько лет спустя, обследуя проходы, я обнаружила небольшое углубление, заваленное камнями. Отодвинув их, я увидела останки Фрайди. Тогда я догадалась, что Деверел Смит, должно быть, отравил ее и закопал в этом месте. |