Она открыла дверь галереи. Он все еще держал меня так крепко, что я не могла вырваться.

— Боюсь, — сказал он, обращаясь к ней, — что она доставит нам кое-какие неприятности.

— Кэтрин, — сказала Рут, — ты должна подчиниться доктору. Он знает, что для тебя лучше.

— Он знает, что для меня лучше? Посмотри на эту рясу. Это он разыгрывал меня!

— Боюсь, — сказал доктор, — что ее состояние хуже, чем я предполагал. Да, нам придется с ней повозиться. Откладывать в таких случаях больше нельзя. У меня уже были такие пациенты.

— И какой же дьявольский план вы теперь задумали? — спросила я.

— У нее мания преследования, — тихо сказал доктор, обращаясь к Рут.

— В таких случаях им кажется, что они одни и весь мир настроен против них. — Он обернулся ко мне. — Кэтрин, моя дорогая Кэтрин, вы должны доверять мне. Разве я не был всегда вашим другом?

Я рассмеялась, и мой смех не понравился мне самой. Я была очень напугана, я начинала понимать, что он собирается сделать со мной. А Рут либо действительно верила ему, либо делала вид; так что я была одна против них двоих… и никого из друзей поблизости. Я теперь знала правду, но какую же глупость я совершила, никому не рассказав о том, что узнала! Я еще могла успеть рассказать… но кому?.. не этим же двоим, которые пытались погубить меня? Рут если и не помогала ему в этом, то, во всяком случае, другом моим не была.

— Послушайте, — сказала я. — Я знаю слишком много. Это вы, доктор Смит, решили, что мой ребенок никогда не родится. Вы убили Габриела и намеревались убить каждого, кто помешал бы Люку стать наследником.

— Вы видите, — сказал он печально, — насколько ей хуже.

— Я нашла рясу и я знаю также, что вы думаете, будто являетесь членом этой семьи. Я все знаю! Вы думаете, что меня еще можно обмануть?

Он крепко держал меня. Я почувствовала запах, напоминающий хлороформ. Мне зажали рот. У меня было ощущение, что все поплыло из-под ног и откуда-то издалека донесся его голос.

— Я надеялся избежать этого. Но это единственный выход, когда они становятся буйными.

И я провалилась… в темноту.

Раньше я слышала, как говорили, что мозг сильнее, чем наше тело. Наверно, это действительно так. Мозг посылал моему телу приказ не воспринимать хлороформ, хотя он был прижат у меня прямо ко рту. Конечно, это было невозможно, я слишком многого хотела, но как только он начал действовать на меня, мой мозг начал упорно сопротивляться. Я не должна терять сознание. Я понимала, что если это произойдет, я очнусь уже в тюрьме, и все доказательства, собранные мной, будут уничтожены, а к моим протестам отнесутся как к отклонениям от нормы, характерным для умалишенных.

Итак, несмотря на то, что тело мое подчинилось, мой мозг продолжал бороться.

Так мы тряслись в этом экипаже — я в полусознательном состоянии, и преступный «доктор» рядом со мной. Я собирала последние силы, чтобы бороться с навалившейся на меня сонливостью, которая, убаюкивая, пыталась погрузить меня в полное забытье.

Я понимала, что меня везут в Уорстуисл.

Мы были одни в экипаже, и возница нас не слышал. Легкое покачивание и стук копыт, казалось, говорили мне: «Над тобой нависла угроза. Борись с ней! Изо всех сил! Еще есть время. Но как только ты попадешь в это мрачное серое здание… выбраться оттуда будет совсем нелегко».

Я не войду туда. Никто не сможет сказать моему ребенку, что когда-то его мать была пациенткой Уорстуисл!

— Не надо противиться, Кэтрин, — мягко сказал доктор.

Я попыталась что-то сказать, но под влиянием лекарства у меня ничего не вышло.