– Да ты… – что хотел сказать мне старик, неизвестно. Я осторожно, чтобы не попасть под прицел «зайки» завернул комиссара в свои сильные руки, подтащил к окошку и выкинул его наружу. Только успел отскочить от окна, как вслед удаляющемуся проклятию полетели заряды.

Пришлось броситься на пол. Заряд – дурак. Попадет, мало не покажется.

Ко мне подползла бледная, словно смерть Янина.

– Я забыла сказать тебе, Чат, не успела… Со вчерашнего дня силовое поле вокруг Управления отключено вплоть до погашения Управлением задолжности.

Я тоскливо посмотрел в сторону раскуроченного окна.

– Тебе надо сматываться. Немедленно. Даже если ты потерял память, то все равно должен знать, что за убийство простого полицейского положено двадцать лет каторги. А здесь…

– А что здесь?

– Убить Легионера… Я не завидую тебе.

Еще одна неизвестная. Мне уже все надоело. И я сматываюсь. Но чуть позже.

– Но он же сам хотел тебя прикокошить?

– Да нет.

– Да!

– Ну как он мог пристрелить собственную дочь?

Я прикрыл глаза. Отвернулся. Я смеялся. Над собой, над напарником. Но только не над стариком, чье тело в данную минуту уже наверно соскребали с асфальта. Она его дочь. А значит та Янина, в Академии, тоже являлась дочерью Главы Академии? Но ведь это же одни и те же люди! Янина, она и есть Янина. А старик, комиссар, Глава Академии ? Да бросьте, что я старика не узнаю? Хотя, с другой стороны… Нет. Не могу ничего понять.

– Чат… – девушка подвинулась так близко, что уперлась в меня носом, – Мне жалко отца… Но ты должен бежать… В космопрт… Я постараюсь задержать группу захвата. Может быть тебе и удастся…

Знаете, чертовски приятно, когда о вас заботятся симпатичные девушки, которые, когда–то, каким–то образом уже были связаны с вами. На душе становиться легко. Спокойно. И вот именно в такие мгновения нужно заглянуть в глаза. И тогда можно увидеть все…

– Росси? – меня отбросило на добрых два метра.

Я то понимал, что это так несерьезно… Но я видел перед собой именно Росси. Опять эти глаза… запах… Сладкий, разрывающий душу запах…

Дверь в контору слетела с петель.

На пороге, весь в осколках стекла, слегка помятый, но совершенно целый, если не считать двух, трех кровоподтеков на лице да свернутой на бок руки, стоял комиссар. С «зайкой».

Я находился в положении, из которого имелся только один выход. Умереть достойно от руки достойного. Но напоследок…

Я притянул Янину к себе, впился ртом в ее пухлые губы и поцеловал.

Когда громыхнул выстрел, я ощутил твердый раздвоенный язычок, втискивающийся в меня до самых гланд.

–… Значит так, – комиссар полиции Лос–Йорка задумчиво водил перед моим носом все еще дымящийся стволом «зайки», – Всех виновных в потере ценного агента на гауптвахту. Месячный срок. Лейтенанта Державину под домашний арест сроком на пять дней. А этому красавчику, – ствол красноречиво упирается мне в кончик носа, – Предоставить недельный отпуск. Для восстановления сил и нервов. Запихайте его куда–нибудь подальше с моих глаз. Хоть на Солнечные Острова.

Я так думаю, старик решил поменять свое мировоззрение после удара об асфальт. Даже не знаю, каким образом он остался в живых.. Я представил, как комиссар со звуком разрываемого шелка отлипается от асфальта и, не переставая источать угрозы и ругательства, бросается по лестнице на четырнадцатый этаж.

– Приказ ясен? – старик оторвал ствол от носа и передвинул его к виску, – Знаешь, что бывает за невыполнение приказа?

– Угу.