– А я вам ответил, что вы уже попали.

– Это я заметила, – сказала она без всякого намека на шутку.

– Какие у вас были обязанности?

– Если уж вы знаете, что я на него работала, вам, вероятно, и так это известно.

– Отвечайте на вопрос, синьора Черони.

– Я забирала деньги.

– Какие деньги?

– Которые передавали разные мужчины.

– Это были доходы от проституции?

– Да.

– Вам известно, что это незаконный источник дохода?

– Конечно, известно! – зло сказала она.

– И тем не менее вы участвовали в сборе таких доходов?

– Я только что сказала: да!

– Какую еще работу он вам поручал?

– Не вижу смысла облегчать вам жизнь, комисcap.

– Вы имели отношение к кассетам? – спросил он тогда.

Сказать, что она была поражена, значило не сказать ничего. Она стала приподниматься, потом очнулась, вспомнила, кто она и кто он, и снова села. Брунетти не сдвинулся с места. Он смотрел на нее, прокручивая в голове предстоящие действия: найти ее лечащего врача и проверить, не прописывал ли он ей роипнол; показать ее фотографию пассажирам поезда, в котором был убит Тревизан, чтобы проверить, не сможет ли кто‑то из них ее опознать; проверить ее телефоны, домашний и рабочий, входящие и исходящие звонки; отправить ее имя, фотографию и отпечатки пальцев на проверку в Интерпол; проверить кредитку: вдруг она обращалась в конторы по аренде автомобилей и, значит, умеет водить, – в общем, все, что надо было сделать в тот самый момент, когда выяснилось, кому принадлежат те очки.

– Так как, вы имели отношение к кассетам? – повторил он свой вопрос.

– Вы знаете о кассетах? – пробормотала она и, сообразив, что это вопрос излишний, спросила о другом: – Как вы узнали?

– Моя дочь посмотрела одну из них. Кассету ей дала дочь Тревизана, сказав, что это объясняет, зачем кому‑то было убивать ее отца.

– Сколько лет вашей дочери?

– Четырнадцать.

– Мне очень жаль, – проговорила синьора Черони и опустила глаза. – Мне правда жаль.

– Вы знаете, что на этих кассетах?

Она кивнула:

– Да, знаю.

Он задал следующий вопрос, даже не пытаясь скрыть своего отвращения:

– И вы помогали Тревизану их продавать?

– Комиссар, – сказала она и резко встала, – я не намерена продолжать этот разговор. Если хотите меня допросить – пожалуйста, но только в квестуре и в присутствии моего адвоката.

– Это вы их убили, да? – Вопрос слетел с его губ сам собой.

– Боюсь, я вас совершенно не понимаю, – отозвалась она. – Итак, если у вас больше нет ко мне никаких вопросов, всего хорошего.

– Это вас видели той ночью в поезде? Это вы были той женщиной в меховой шапке?

Она уже направлялась к двери, но, услышав вопрос, сильно споткнулась на левую ногу и чуть не упала, буквально через секунду восстановив равновесие и самообладание. Она твердой походкой прошла к выходу и открыла перед Брунетти дверь:

– Всего доброго, комиссар.

Поравнявшись с ней, Гвидо посмотрел ей прямо в глаза. Синьора Черони ответила ему ровным холодным взглядом. Тогда он ушел, не говоря ни слова. Выйдя на улицу, Гвидо не стал оглядываться на дом и на ее окна, да он и не знал точно, где они. Он перешел по ближайшему мосту на другую сторону канала и нырнул направо, в первую же улочку. Там он остановился и в очередной раз подумал, как пригодился бы ему сейчас мобильный телефон. Гвидо сосредоточился, подробная карта района, имеющаяся в мозгу любого венецианца, возникла перед его мысленным взглядом, так что он без труда наметил маршрут.