В соответствии с его ожиданиями, жена отвлеклась от рассуждений на тему справедливости и морали в политической жизни.

– Я прочитала только, что его застрелили. В поезде по дороге из Турина.

– Судя по билету, он сел в Падуе. Мы пытаемся выяснить, что он мог там делать.

– Может, женщина?

– Возможно. Пока слишком рано делать какие‑то выводы. Так что на обед?

– Паста фагиоли, и на второе отбивная.

– А салат?

– Гвидо, – произнесла она, поджав губы и закатывая глаза, – когда это у нас были отбивные без салата?

Этот вопрос он оставил без внимания и спросил:

– У нас еще есть то славное «Дольчетто»?

– Не знаю. С прошлой недели вроде оставалась бутылочка.

Он пробормотал что‑то себе под нос и опять полез в маленький шкафчик. Там, за минералкой, обнаружились целых три бутылки вина, но только белого. Он поднялся и спросил:

– А где Кьяра?

– В своей комнате, а что?

– Хочу попросить ее о небольшом одолжении.

Паола взглянула на часы:

– Уже без четверти час, Гвидо. Все магазины уже закрыты.

– Да, но можно же сходить в «До Мори». Они закроются только в час.

– И ты заставишь ее тащиться туда только за тем, чтобы купить бутылку какого‑то там «Дольчетто»?

– Три.

С этими словами он вышел из кухни и направился в комнату к Кьяре. Он постучался, краем уха услышав, что в кухне опять заработало радио.

– Входи, папа, – послышалось из‑за двери.

Он вошел в комнату. Кьяра лежала, развалившись поперек кровати, накрытой белым, уже сбившимся покрывалом. Ее ботинки валялись на полу, рядом со школьной сумкой и пиджаком. Жалюзи были открыты, и в комнату вливался солнечный свет, касаясь своими лучами плюшевых медвежат и других мягких игрушек, оккупировавших дочкину кровать. Она откинула прядь темно‑русых волос, посмотрела на него снизу вверх и просияла – едва ли не ярче солнца.

– Привет, милочка, – сказал он.

– Ты сегодня рано, пап.

– Нет, как раз вовремя. Ты читала?

Она кивнула и опять уткнулась в книгу.

– Кьяра, сделаешь мне одолжение?

Она опустила книгу и уставилась на него.

– Ну, так сделаешь?

– Куда идти?

– Всего лишь к «До Мори».

– Что у нас закончилось?

– «Дольчетто».

– Ну па‑а‑п, ну почему ты не можешь выпить за обедом чего‑нибудь другого?

– Потому, что я хочу «Дольчетто», родная.

– Я схожу, но только вместе с тобой.

– Тогда я и сам могу сходить.

– Вот и сходи, если хочешь.

– Не хочу, поэтому и прошу тебя сделать это за меня.

– Ну почему я?

– Потому что я тяжело работаю и содержу всю семью.

– Мама тоже работает.

– Да, но за квартиру и за все, что мы покупаем в дом, мы расплачиваемся моими деньгами.

Она положила книжку на кровать корешком вверх.

– Мама говорит, что это типичный капиталистический шантаж и что в таких случаях я не должна тебя слушаться.

– Кьяра, – проговорил он очень мягко, – наша мама – бузотерка, вечная оппозиционерка и агитаторша.

– А что ж ты тогда всегда говоришь мне, чтобы я ее слушалась?

Он шумно вздохнул. Услышав это, Кьяра свесила ноги с кровати и стала нащупывать свои ботинки.

– И сколько же тебе нужно бутылок? – спросила она с вызовом.

– Три.