Попробовав посмотреть на Паолу со стороны, он увидел высокую, стройную женщину немного за сорок с рыжевато‑русыми волосами, доходящими до плеч. Она обернулась, взглянула на него, и он увидел длинный нос и темно‑карие глаза, большой рот, который неизменно его восхищал.
– Что же мне с тобой такой делать? В комиссионку сдать, что ли? – рискнул пошутить он.
Секунду она пыталась сдержать улыбку, но не смогла.
– Я очень глупо себя веду, да?
Он собрался было ответить, что не глупее, чем обычно, но тут дверь распахнулась и в квартиру влетела Кьяра.
– Пап, что же ты мне не рассказал? – прокричала она из прихожей.
– О чем не рассказал, Кьяра?
– Об отце Франчески! Что его кто‑то убил.
– Ты ее знаешь? – спросил Брунетти.
Она прошла по коридору. На плече у нее болталась тряпичная сумка. Похоже, любопытство заставило дочку забыть о том, что она злится на отца.
– Конечно, знаю. Мы вместе ходили в школу. А ты теперь будешь разыскивать того, кто это сделал?
– Буду участвовать в розыске, – уточнил он коротко, опасаясь нескончаемого потока вопросов. – Ты ее хорошо знала?
– Да нет, – сказала она, к немалому удивлению Брунетти. Он ожидал услышать, что она была Франческе лучшей подругой, а значит, посвящена в нечто такое, о чем ему еще только предстояло узнать.
– Она водилась с этой, как ее, Педроччи, – ну, девчонкой, у которой дома куча кошек. От нее этими кошками так воняло, что с ней и не дружил никто. Вот только Франческа.
– А другие друзья у Франчески были? – спросила Паола. Тема была настолько захватывающей, что она с удовольствием приняла участие в вытягивании информации из собственного ребенка. – Я что‑то не помню, чтобы я с ней встречалась.
– Правильно: она никогда ко мне не заходила. Все, кто хотел с ней поиграть, должны были приходить к ней домой. Это ей так мама велела.
– А та девочка, с кошками? Она ходила к ней?
– Ага. У нее отец – судья, вот синьора Тревизан и не возражала, несмотря на запах.
Брунетти поразился, насколько четкие представления о жизни у его дочери. Он не мог знать, что ждет Кьяру в будущем, но в том, что далеко пойдет, пожалуй, не сомневался.
– А какая она, синьора Тревизан? – спросила Паола, бросив взгляд на Брунетти. Тот кивнул: очень мило с ее стороны. Он выдвинул стул и присел к столу.
– Ма‑ам, ну чего ты? Пусть уж папа сам задает все эти вопросы, это же ему надо знать.
Кьяра не стала ждать, пока мама сообразит, что на это ответить, прошла через всю кухню и устроилась у Брунетти на коленях. Бутылки, которые она уже не то простила, не то забыла, девочка поставила на стол.
– Что ты хочешь узнать о ней, пап?
Ну, это еще ничего. По крайней мере, она не зовет его «комиссаром».
– Сам не знаю, все, что вспомнишь, – ответил он на ее вопрос, – может, ты знаешь, почему все должны были играть именно у них дома?
– Франческа сама не могла толком этого объяснить, но однажды, лет пять назад, она сказала, что это, мол, ее родители боятся, как бы ее не похитили. – И не успели Брунетти и Паола сказать, что это просто абсурд, как Кьяра добавила: – Я‑то понимала, что это полный бред, но она именно так и говорила. Может, она это сама же и придумала, чтобы казаться более значительной. Но на нее все равно никто внимания не обращал, так что потом она перестала это говорить, – тут она повернулась к Паоле и спросила: – Ма, а обед скоро? Умираю с голоду, если не поем, в обморок свалюсь! – И, закатив глаза, она стала съезжать на пол.
Брунетти инстинктивно подхватил ее и посадил на прежнее место, а именно этого она и добивалась. |