– А еще я хотел бы проверить его финансовое состояние, – сказал Брунетти, – ну, как обычно: банковские счета, налоговые декларации, имущество. И попробуй разведать, что представляет собой его юридическая практика, сколько она может принести в год.

Все эти вопросы были вполне рутинными, но тем не менее Вьянелло их записал.

– А Элеттру попросить покопать в этом направлении? – спросил Вьянелло.

Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос, Брунетти представлял себе синьорину Элеттру облаченной в тяжелую мантию и с тюрбаном на голове, причем тюрбан непременно был парчовый, украшенный тяжелыми драгоценными камнями, – и вот в таком виде она сидела, пристально вглядываясь в экран компьютера, над которым поднималась тонкая струйка дыма. Брунетти понятия не имел, как она это делает, но Элеттре неизменно удавалось выкапывать такие подробности финансовой деятельности и личной жизни жертвы или подозреваемого, о которых не подозревали даже члены их семей и деловые партнеры. У Брунетти складывалось впечатление, что скрыться от нее никому не под силу, и иногда он начинал задумываться, если не сказать – беспокоиться, а не воспользуется ли она своими исключительными способностями, чтобы заглянуть в личную жизнь тех, с кем и на кого она работает.

– Да, посмотрим, что она выдаст на этот раз. И еще мне понадобится список его клиентов.

– Всех?

– Да.

Вьянелло кивнул и молча сделал еще одну пометку в блокноте, хотя прекрасно знал, как трудно будет это сделать: уговорить адвоката назвать имя своего клиента почти невозможно. Есть, пожалуй, только одна профессия, представители которой называли своих клиентов еще менее охотно, – профессия проститутки.

– Что‑нибудь еще, синьор?

– Нет. Я встречаюсь с вдовой через, – он взглянул на часы, – через полчаса. Если она сообщит мне что‑нибудь полезное для нас, я вернусь; если нет – до завтра.

Вьянелло понял, что может идти, и, спрятав блокнот в карман, поднялся и отправился к себе, на второй этаж.

Через пять минут Брунетти вышел из здания квестуры, пошел в направлении Рива‑дель‑Скьявони и сел на катер первого маршрута. Он сошел у Санта‑Мария‑дель‑Джильо, повернул налево у отеля «Ала», перешел два моста, срезал угол, свернув налево на маленькую кале, что вела к Большому каналу, и остановился у последней двери слева. Он нажал на кнопку звонка, на которой значилось «Тревизан». Щелкнул замок, он вошел и стал подниматься по лестнице на третий этаж.

На площадке третьего этажа он увидел открытую дверь, в проеме которой стоял седой мужчина с большим животом, впрочем отлично скрытым дорогим костюмом. Когда Брунетти был уже у самой двери, тот спросил, не протягивая ему руки:

– Комиссар Брунетти?

– Да. Синьор Лотто?

Мужчина кивнул, но руки так и не подал.

– Что ж, входите. Моя сестра ждет вас.

Вообще‑то Брунетти пришел на три минуты раньше, но ему все равно дали почувствовать, что он заставил вдову ждать.

Прихожая и коридор были увешаны зеркалами, создававшими впечатление, что помещение заполнено точными копиями Брунетти и шурина синьора Тревизана. Вымощенный квадратами черного и белого мрамора пол тускло поблескивал. От этого Брунетти казалось, что и он, и его отражения перемещаются по шахматной доске, а его провожатый играет партию противника.

– Я очень признателен синьоре Тревизан за то, что она согласилась встретиться со мной, – сказал Брунетти.

– Я советовал ей этого не делать, – отрезал ее брат, – ей не следовало бы ни с кем встречаться. Это ужасно. – Взгляд, брошенный на Брунетти, заставил того задуматься: что именно ужасно – убийство Тревизана или присутствие его, Брунетти, в скорбящем доме?

Обогнав Брунетти, Лотто провел его по еще одному коридору и пригласил в небольшую комнатку по левую руку от них.