Глава 5

Гвидо Брунетти узнал о смерти адвоката Карло Тревизана только наутро, причем совсем не так, как полагается полицейскому, а из газет. Сначала он заметил громкий заголовок в «Газеттино», том самом издании, которое дважды печатало хвалебные статьи об участии адвоката в работе муниципального совета. «Убийство адвоката в поезде» – вопил заголовок; «Поезд смерти» – вторила ему «Ла Нуова», всегда склонная к высокопарности. Заголовки бросились в глаза Брунетти, когда он шел на работу. Он купил обе газеты и прочел статьи, стоя на Руга‑Орефичи, не обращая никакого внимания на снующих мимо него любителей пройтись с утра пораньше по магазинам. В статьях излагались только факты: застрелен в вагоне поезда; тело обнаружено на отрезке пути над лагуной; ведется расследование. Брунетти оторвался от газеты и рассеянно обвел взглядом прилавки, на которых высились горы фруктов и овощей. «Ведется расследование?» Кто там у нас вчера дежурил? Почему не позвонили ему? Значит, позвонили кому‑то из коллег. Интересно, кому?

Он повернулся спиной к газетному лотку и зашагал в направлении квестуры, перебирая в уме разнообразные дела, над которыми они сейчас работали, и пытаясь вычислить, кому достанется это новое дело. Сам Брунетти почти завершил одно дело, по масштабам Венеции некрупное, связанное с широко раскинувшейся паутиной взяточничества и коррупции, плести которую начали в Милане с десяток лет тому назад. На материке построили несколько скоростных дорог, и одна из них соединила город с аэропортом. На их сооружение ушли триллионы лир. И только когда строительство было завершено, возник вопрос, зачем аэропорту, принимающему от силы сотню рейсов в день, такая роскошная трасса и все эти автобусы, такси и катера. И лишь тогда задумались, а следовало ли тратить такую уйму общественных денег на строительство, в котором на поверку не было ни малейшей необходимости. После этого расследование попало в руки Брунетти, и посыпались ордера то на арест, то на замораживание активов владельца строительной фирмы, выполнившей львиную долю дорожных работ, и трех членов муниципального совета, которые наиболее активно настаивали на выборе именно этой фирмы в качестве подрядчика.

Другой комиссар занимался неким казино, где крупье нашли очередной способ обыгрывать родное заведение и снимали сливки в виде процента с выигрыша. Еще одного коллегу подключили к давнишнему делу о бизнесе, находящемся под контролем мафии, где‑то в Местре – дело это росло как на дрожжах, и, к сожалению, конца ему видно не было.

Поэтому Брунетти вовсе не удивился, когда охранник на входе в квестуру прямо с порога сообщил ему:

– Он тебя спрашивал.

Если вице‑квесторе Патта требует его к себе в такую рань, это значит, что вчера вечером по поводу происшествия позвонили именно Патте, а не кому‑то из комиссаров. А если это убийство заинтересовало Патту настолько, что он примчался на работу с утра пораньше, то выходит, что Тревизан был персоной куда более важной и располагал гораздо более солидными связями, чем это представлялось Брунетти.

Он поднялся к себе в кабинет, повесил плащ и проверил, не появилось ли на столе чего нового. Нет, ничего, кроме бумаг, которые сам он оставил здесь вчера вечером. А это могло означать только одно: все бумаги, что успели появиться по новому делу, находятся в кабинете у Патты. Он спустился по черной лестнице и вошел в приемную вице‑квесторе. За столом сидела синьорина Элеттра Дзорци. Выглядела она так, будто с минуты на минуту ждала фотографов из «Вог»: платье из белого крепдешина делало ее похожей на ландыш; складки наискосок прикрывали грудь, но при этом она смотрелась ничуть не менее соблазнительно.

– Добрый день, комиссар, – сказала она, оторвавшись от журнала, и улыбнулась ему.

– Что, Тревизан? – спросил Брунетти.