Изменить размер шрифта - +
И вообще, считал он, в их семье записывать сообщения для родителей обязаны именно дети. Но не обсуждать же все это с Паттой.

– Им пришлось позвонить мне, – продолжал тем временем его шеф, даже не пытаясь скрыть раздражения.

Брунетти показалось, что от него ждут извинений. Он не проронил ни слова.

– Я съездил на вокзал. Молодцы из железнодорожной полиции напортачили, конечно, страшно. – Патта бросил взгляд на свой стол и резким движением пододвинул Брунетти несколько фотографий.

Гвидо подался вперед, взял фотографии и стал просматривать их, в то время как Патта с увлечением перечислял многочисленные огрехи и промахи железнодорожной полиции. Первая фотография была сделана от входа в купе; она запечатлела тело, лежащее между двумя расположенными напротив друг друга сиденьями. Угол, под которым был сделан снимок, позволял четко различить только заднюю часть головы мужчины, однако красные потеки на его внушительном животе без слов свидетельствовали, что он мертв. Следующая фотография показывала тело с противоположной стороны, – видимо, снимали с перрона, через окно. На этой Брунетти сумел разглядеть, что глаза мужчины закрыты, а пальцы крепко сжимают ручку. Остальные снимки, хоть и были сделаны внутри купе, мало что проясняли. Казалось, этот человек просто спит; смерть стерла с его лица какое бы то ни было выражение, и теперь он выглядел как уснувший сном праведника.

– Его ограбили? – спросил Брунетти, прервав обличительную тираду Патты.

– Что?

– Ограбили его?

– Вроде нет. Бумажник на месте, в кармане; кейс, как видите, тоже не тронут – стоит себе на противоположном сиденье.

– Мафия? – спросил Брунетти, поскольку в подобном деле без этого вопроса никак не обойтись.

Вице‑квесторе пожал плечами.

– Он был адвокатом, – только и сказал он, оставляя за Брунетти право делать выводы относительно того, насколько убитый подходит на роль жертвы мафии.

– Жена? – Следующий вопрос Брунетти характеризовал его как итальянца и семьянина.

– Маловероятно. Она секретарь «Клуба Львов», – заметил Патта.

Это дополнение показалось Брунетти настолько нелепым и бессмысленным, что он невольно прыснул, но, поймав на себе гневный взгляд шефа, предпочел превратить этот смешок в приступ кашля, в результате чего действительно закашлялся – лицо раскраснелось, глаза заслезились.

Наконец он отдышался и продолжил:

– А что с партнерами по бизнесу? Есть что‑нибудь интересное?

– Не знаю, – отозвался Патта. Он побарабанил пальцами по столу, чтобы привлечь внимание Брунетти. – Я тут посмотрел, у кого какая нагрузка, и, похоже, у вас ее меньше всех. – Вот чем Брунетти всегда нравился его начальник, так это уменьем красиво формулировать. – Я хотел бы поручить это дело вам, но прежде вы должны гарантировать, что будете делать все как полагается.

Брунетти знал наверняка, что это значит: Патта желает, чтобы он отнесся с должным почтением к социальному статусу семейства, члены которого занимают такое положение в «Клубе Львов». Поскольку он был уверен, что Патта все равно уже принял решение отдать дело ему, раз уж вызвал к себе на разговор, Брунетти предпочел проигнорировать грозное предостережение, скрытое в словах шефа, и просто задал очередной вопрос:

– А что там насчет остальных пассажиров поезда?

По всей видимости, беседа с мэром утвердила Патту в мысли, что быстро добиться результата в данном случае важнее, чем воспитывать Брунетти. Поэтому он ответил сразу и по делу:

– Вокзальная полиция записала имена и адреса всех, кто находился в поезде на момент его прибытия на станцию.

Брунетти вопросительно вздернул голову, и Патта продолжил:

– Двое или трое из них утверждают, что кого‑то видели.

Быстрый переход