Марина осторожно провела ладонью по затылку, нащупала приличных размеров шишку и, поморщившись, заметила:

- А ведь в вашем ведомстве, похоже, имеются предатели. Иначе как бы он все узнал? Судите сами, не успела я позвонить дежурному и сказать, что знаю, кто убил Валентину Коромыслову, как убийца тут же все узнал. Одного я только не пойму...

Марина не договорила. А не понимала она, куда девался каперанг и почему убить ее пытался абсолютно другой тип.

- Постойте, постойте, - возразил Мохов, - ваши подозрения мне не нравятся. Скажите-ка лучше, откуда вы звонили?

- Из пансионата, - пожала плечами Марина. Она попыталась восстановить в памяти события вчерашнего дня, и перед ее глазами сразу, как живая, возникла... - Ящерка... - прошептала Марина и сразу осеклась: да неужто?

- Что? - Мохов сразу навострил ушки.

Марина замялась, поскольку она совсем не была уверена в том, что имеет право подозревать Ящерку, особенно после осечки с каперангом, который, как выяснилось, не имел к Валентине Коромысловой никакого отношения. И по этой причине в глубине души Марина испытывала к нему что-то вроде запоздалых угрызений совести.

- Что же вы замолчали? - недовольно проворчал Мохов. - Раньше, помнится, тянуть вас за язык не приходилось.

- Это уж точно! - мстительно заметила Марина. - Только мои наблюдения подсказывают мне, что вас это не очень радовало. - И в очередной раз внутренне похолодела при мысли о том, что было бы, отнесись Мохов к ее последнему звонку в милицию с той же прохладцей, с какой он встречал ее предыдущие изыскания на беспокойном поприще самодеятельной сыщицы.

Кончик носа Василича самую малость порозовел:

- Да ладно вам. Кто старое помянет...

Марина в конце концов решила, что Мохову придется все простить за то, что вчера он все-таки появился на привокзальной площади, правда, с небольшим опозданием, но, к счастью, не совсем безнадежным. Так что она поделилась с ним своими подозрениями насчет Ящерки.

Мохов сделал глубокомысленное выражение лица и задумчиво пробормотал:

- Интересно, очень интересно... Надо проверить.

Несомненное внимание Мохова, коим он ее прежде совсем не баловал, не могло не вдохновить Марину на новые подвиги. Она понизила голос и заговорщицким тоном осведомилась:

- А как он? Вы уже добились от него чистосердечного признания?

Мохов сразу поскучнел и выдал совершенно убийственную по своей казенности фразу:

- А вот здесь нам еще предстоит большая и трудная работа.

Вот так, ни больше ни меньше. И от этих его слов откровенно повеяло пространными интервью в газетах, приуроченными к Дню милиции. Неудивительно, что Марине сразу стало обидно до слез. Спрашивается, ради чего она "совала свой длинный нос куда не надо" и даже рисковала жизнью, если Мохов с такой легкостью выносил ее "за скобки"? Наверное, из желания приписать все заслуги по задержанию опасного преступника себе. Но ведь Марина ни на что такое и не претендовала, но уж на маломальское уважение, по крайней мере, могла рассчитывать!

И тут Мохов прибавил, словно для того, чтобы исправить допущенную оплошность:

- И в этой работе мы очень на вас надеемся.

У Марины появился серьезный соблазн съязвить: "А может, вы теперь как-нибудь сами обойдетесь?" - и вполне возможно, она бы его претворила в жизнь, если бы в палату не вошла медсестра и не объявила строгим голосом:

- Обход. Посторонних просят удалиться.

И так посмотрела на Мохова, что даже если у последнего и были сомнения в том, что он посторонний, то они тут же развеялись. Он послушно вскочил со стула, но, прежде чем удалиться, трогательно пообещал:

- Я подожду в коридоре.

Едва он скрылся за дверью, в палате возникла вчерашняя старушенция с холодными костлявыми пальцами, от которой Марине опять досталось ничуть не меньше, чем накануне.