Голос ее звучал неподдельно тревожно.
— Ванечка совсем задыхается. Кашляет и кашляет.
— Температуру мерили?
— Разве с этими вашими электронными градусниками что поймешь! Тридцать пять показывает! Куда дели ртутный, который я вам привезла?
Герман вспомнил, что теща и впрямь привозила термометр, но Ирина его спрятала, сказав, что градусник может разбиться, ртуть окажется на полу и все они отравятся и либо умрут в страшных мучениях, либо получат такие осложнения, что до конца дней уже не оправятся.
Сам Герман, сколько себя помнил, пользовался ртутным термометром и даже несколько раз разбивал его, и ртуть они потом с мамой осторожно собирали на бумажку — и ничего, жив остался. Но Ирину, если уж она вобьет себе что-то в голову, сам черт ее не переубедит. Ртутный градусник она куда-то убрала, и вот теперь как измеришь температуру у Ванечки?
— Сил моих нет слушать, как он кашляет! Это может быть дифтерит! Или коклюш! А может, и скарлатина. Ребенок привит от этих болезней?
— Я не знаю.
— Приезжай сейчас же!
Герман понимал, что от его приезда сыну легче не станет, но послушался. Из-за своей черствости он уже почти потерял жену, не хватало еще потерять сына. Герман очень торопился, в душе надеясь, что к его приезду Ванечка уже будет здоров. Но когда он переступил порог, Ванечка все еще кашлял. И сильно.
Герман пощупал его лоб. Лоб был обычный, теплый. Если бы не непрерывный кашель, ничто не указывало бы, что Ванечка болен. Мальчик сидел на полу, возился с машинками и кхекал. Герман заметил, что все машинки у Ванечки выстроились строго по размеру — от самой маленькой до самой большой. Время от времени кашель усиливался, создавалось впечатление, что ребенок тщетно силится что-то выплюнуть.
— И поесть толком не поел. Каждый глоток — кашель.
— Приятель, открой-ка рот.
Ванечка раздвинул челюсти, и Герман заглянул внутрь. Горло было в меру розовым, ничего необычного там не наблюдалось. На всякий случай Герман встал перед зеркалом и широко разинул собственную пасть, изучая собственную гортань. У него ткани были даже более красными, чем у Ванечки. Герман покашлял, и ему показалось, что горло у него тоже начинает побаливать.
— Давай снова открывай рот.
На этот раз Герману показалось, что в горле у Ванечки что-то виднеется. Какая-то палочка или проволока.
— Там что-то есть. Как бы до этого дотянуться?
И Герман отправился за пинцетом. Обычным косметическим пинцетом достать до этой штуки не удалось. Поразмыслив, Герман вспомнил, что в его рыболовных принадлежностях есть длинный медицинский пинцет. Возможно, инструмент назывался как-то иначе, но предназначен он был для того, чтобы вытаскивать из горла щуки или другой зубастой рыбы застрявший там крючок.
Герману казалось, что он отлично придумал. Но теща, увидев, как он подступается к Ванечке с пинцетом в руке, завопила благим матом:
— Ты что удумал? В горло ребенку ржавой железкой лезть? Совсем ополоумел?
Она схватила Ванечку на руки.
— Пустите.
— Не дам! У него же там воспаление! А если ты еще инфекцию занесешь? Ржавое железо — так и до столбняка недолго.
Герман наступал, не выпуская из рук пинцет. Теща голосила. Ванечка орал, не зная, плакать ему или смеяться. Но, как водится, когда веселье достигло апогея, им помешали. В разгар схватки в дверь несколько раз сильно позвонили.
— Врачи приехали!
Врачи оглядели Германа, застывшего со ржавым пинцетом в руках, раскрасневшуюся Светлану Александровну, которая все еще прижимала к своей мощной груди кашляющего Ванечку, и кивнули:
— Собирайтесь!
В больницу поехал Герман. Теща осталась караулить возвращение Ирины. |