Разве так уж трудно понять: если я что-то скрываю от него, то не потому, что не доверяю, причина совсем иная… куда более серьезная. И если он не в состоянии уразуметь этого, значит, нам не суждено быть вместе… Даже недолгое время…

При этой мысли я почувствовала, как что-то острое вонзилось мне в сердце.

Часа в два ночи, оставив всякую надежду уснуть, я поднялась с постели и отправилась в библиотеку, чтобы взять еще один роман Джейн Остин, который заметила на полке. Его название было еще более длинным — «Здравый смысл и чувствительность», и написан он был, я надеялась, так же блистательно.

К немалому своему удивлению, в библиотеке я застала Роджера. Он сидел у стола из красного дерева, перед ним была не книга, а бутылка вина и бокал. Видимо, не первая бутылка, поскольку он был заметно навеселе.

— Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! — пробормотал он, окидывая меня не слишком дружелюбным взглядом. — Постельная грелка самого графа Сэйвила собственной персоной. Что вам тут понадобилось, дорогая? Тоскуете по Ральфу?

— Замолчите, вы пьяны! — резко сказала я. — Мне нужна книга.

— Не спится, бедняжка? Чего-то не хватает?.. Если желаете, могу предложить свои услуги. По правде говоря, я не прочь был сделать это с первой минуты, как увидел вас.

— Вы отвратительны, Роджер! Проглотите свой мерзкий язык!

Он пожал плечами и плеснул себе еще вина.

— Возможно, вы правы, дорогая, но, смею заметить, вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что Ральф когда-либо женится на вас. Глупо даже надеяться. Мой дорогой кузен слишком высокого мнения о себе, чтобы взять в жены полунищую вдовушку с незаконнорожденным мальчишкой.

Быть может, потому, что он был во многом прав, его слова глубоко задели меня. Но я скорее бы умерла, чем показала ему свои истинные чувства, и потому в своем ответе зацепилась за другое.

— Отчего вы так ненавидите Ральфа? — спросила я. — Насколько я знаю, он поддерживал вас многие годы. Неужели в вас не сохранилось хоть крупицы благодарности?

Белокурые волосы, голубые глаза — ангельский вид в свете стенных канделябров, если бы не выражение лица, злобное и угрожающее.

К моему удивлению, он ответил на вопрос:

— У него слишком много, я, кажется, уже говорил вам… слишком много всего: денег, земель, уважения, почитания. Будь я на его месте, меня бы тоже все обожали и говорили обо мне с придыханием… Но я не на его месте, а на своем, и уже хотя бы потому, что он богат, а я беден, что он граф, а я никто, он должен мне помогать. Что и делал до недавнего времени. Однако теперь изволит говорить, что я обязан думать о себе сам, и это чертовски несправедливо!

Роджер стукнул кулаком по столу так, что стекло зазвенело.

— Но я… — крикнул он, — я удивлю их всех. Они еще увидят!

Не без труда поднявшись с кресла, опершись руками о стол, он бросил на меня взгляд, который ему самому, наверное, казался зазывным, и, понизив голос, проговорил:

— Лев покинул свое убежище. Вы уверены, Гейл, что не хотите продолжить игры со мной?

— Вполне уверена, — ответила я, испытывая, к своему изумлению, не отвращение, а только жалость к этому человеку.

После чего повернулась и быстро вышла из библиотеки, не забыв захватить с собой роман Джейн Остин, который и читала остаток ночи, время от времени отвлекаясь, чтобы подумать о Ральфе, о Роджере, обо всем, происходящем в Сэйвил-Касле.