— О дорогая Джинни, — сказал на это Роджер, ничуть не обидевшись, — как хорошо ты меня знаешь!
Перед тем как сесть в лодку, я взяла клятву с Сэйвила, что, если она перевернется, он спасет Никки, а с Джона — что в том же случае он будет спасать своего единственного пассажира, то есть меня.
— Поехали! — закричал нетерпеливый Тео, когда мы расселись по лодкам.
Мой спутник был словоохотлив, от него я узнала немало нового о Ральфе и вообще об их семье.
— Бедняга Ральф, — говорил Джон, — настолько добросердечен от природы, что его семья, не стесняясь, садится ему на шею. Ну зачем, спрашивается, он дает приют этой Гарриет и ее отвратительному папочке? Какие у него могут быть обязательства перед ними? У старика Коула денег куры не клюют, он может нанять целую армию слуг и лекарей, чтобы присматривать за дочерью, пока та не родит, как они оба надеются, наследника Девейн-Холла.
Я опустила пальцы в тихо струящуюся за бортом лодки воду, которая приятно холодила кожу, и спросила:
— Верно ли я поняла, что, согласно завещанию, Роджер в любом случае получит достаточно денег, чтобы существовать вполне безбедно?
Джон презрительно фыркнул:
— Так оно и есть. Но нужно знать Роджера. У него никогда не будет денег. Хорошо еще, что, по настоянию Ральфа, он отдал хоть часть основных долгов. Однако за период владения Девейн-Холлом он собрал не более четверти арендной платы с фермеров и почти не пополнил свое состояние. А сейчас, как вы слышали, его право на владение поместьем приостановлено до тех пор, пока милашка Гарриет не разрешится от бремени. Если родится мальчик, Роджеру больше не видать кредита как своих ушей, не знаю, как он станет жить. Он же не привык ни в чем себя ограничивать и любит карты больше всего на свете.
Мокрой рукой я освежила себе шею и изрекла, по-моему, достаточно мудрую сентенцию:
— Наверное, надо будет учиться жить по средствам. Меньше играть или не играть вовсе.
Джон ухмыльнулся:
— Сомневаюсь, что Роджер способен научиться всему этому. Оттого он частенько навещает графа Сэйвила и пребывает здесь в качестве, извините, обыкновенного нахлебника, а Ральф, как глава семьи, не может и не хочет запретить ему это.
— Великодушие не самая дурная из черт характера, — заметила я.
Но Джон не захотел согласиться со мной.
— Без сомнения, — сказал он, — Ральф великодушен. Но не следует превращать благородство в манию.
Меня немного задели его слова, и я сказала:
— Надеюсь, вы не считаете слишком обременительной просьбу графа Сэйвила найти для меня жилье?
Джон даже бросил весла.
— Гейл! — воскликнул он. — Как вы могли подумать такое? Поверьте, я буду только рад помочь вам. Когда я говорю об излишнем великодушии, то не имею в виду подобные, по сути, мелкие просьбы.
Я кивнула и удовлетворилась мыслью, что мои дела достаточно мелки, чтобы причинить какое-либо беспокойство семейству Мелвилл.
К обеду я надела голубое вечернее платье и явилась в гостиную, где застала только Гарриет и ее отца.
— Приехали опять, миссис? — ехидно усмехнулся он, увидев меня.
— То же самое могу сказать и вам, сэр, — парировала я.
Он был в такой же старомодной одежде, в какой я видела его в первый раз, только жилет, насколько могла заметить, был другой, еще более яркий и пестрый.
Коул странным образом вытянул губы, и я не сразу поняла, что это улыбка.
— Я так рассудил, — сказал он вдруг, — что жить нам под одной крышей, верно? Так чего уж не быть, как бы это сказать, повежливее друг с другом, а?
Я не могла скрыть удивление и не сразу произнесла:
— Совершенно согласна с вами, мистер Коул. |