— Дело вот в чем, мистер Джанкана. Я знаю, что вы помогли Джеку Кеннеди победить на выборах в шестидесятом, и я знаю, что последние пару лет вы помогали Конторе убрать Фиделя Кастро. Я знаю также, что вы чувствуете себя обманутым, поскольку Бобби Кеннеди по-прежнему пытается засадить вас за решетку, несмотря на деньги и связи, которые вы использовали во благо его семьи из лучших побуждений.

На лице Джанканы не дрогнул ни один мускул, но на этот раз он выдержал паузу, прежде чем открыть рот.

— Слушай, ты считаешь, что много знаешь, — сказал он. — Я могу добавить к твоему списку много всякого дерьма. У меня есть письма на официальных бланках ЦРУ, в которых Лаки Лучиано благодарят за помощь в борьбе против коммуняк в Италии и Франции после войны. У меня есть фотографии, на которых агенты Конторы перевозят героин из Юго-Восточной Азии в Сан-Франциско, чтобы финансировать борьбу своей частной армии против Вьетконга. И у меня есть уникальная коллекция сувениров — сигары, начиненные взрывчаткой, ручки с цианидом и пара штук, похожих на плесень, к которым я даже не хочу приближаться. Все они изготовлены в Лэнгли специально для нашего общего друга по другую сторону Флоридского пролива.

Мельхиор ответил не сразу, а чуть помедлив, чтобы обдумать услышанное. Слова Джанканы звучали все также враждебно, но тональность речи его изменилась. Босс мафии почувствовал любопытство. И он забрасывал удочку, чтобы выяснить, как далеко зайдет Мельхиор в своих откровениях.

Мельхиор сделал глубокий вдох. У него была всего одна попытка.

— Я был в Италии в сорок седьмом. Тогда мне было семнадцать. Я так понравился Лаки, что он даже хотел выдать за меня свою дочь. Я провел девять месяцев в Лаосе, собирая деньги для той самой частной армии, о которой вы упомянули. Я провел два года на Кубе, куда меня послали с той самой начиненной взрывчаткой сигарой для Кастро. Я здесь не для того, чтобы выдвигать какие-то обвинения, мистер Джанкана. Я здесь, чтобы предложить свою помощь.

Мельхиор не хотел бы иметь Джанкану в качестве партнера по покеру. Во время его монолога лицо мафиози не отразило абсолютно никаких эмоций. Он просто сидел, откинувшись в кресле из дорогой черной кожи, и едва заметно улыбался. Это была опасная и обезоруживающая улыбка — этакое гипнотическое раскачивание кобры перед смертельным броском.

— Сицилиец?

— Моя мать родилась у подножия Этны, — ответил Мельхиор на безупречном сицилийском.

Джанкана рассмеялся, издав звук, похожий на рычание.

— Ладно. Теперь скажи, что для меня можешь сделать ты.

Мельхиор кивнул:

— Чуть больше трех недель назад я застрелил Лу Гарсу.

Джанкана щелчком сбил с манжета пылинку.

— Это имя мне ни о чем не говорит.

— Я застрелил его на Кубе, когда он пытался украсть атомную бомбу.

Снова возникла пауза. Мельхиор не мог решить, обдумывает ли Джанкана его слова или размышляет, как ему избавиться от тела, после того как Мельхиора пристрелит в спину кто-нибудь из охранников. Наконец мафиози разлепил губы:

— Лу никогда не говорил ни о какой атомной бомбе.

— Он собирался продать ее и оставить деньги себе.

— Ты убил ублюдка?

— Да.

— Хорошо. Одной проблемой меньше. — Немного помолчав, он спросил, будто из вежливости: — Так что с бомбой?

— Она по-прежнему там, на Кубе.

Джанкана подался вперед и достал из коробки сигару.

— Ладно, que sera sera, как говорила Дорис…

— Я считаю, мистер Джанкана, что бомба принадлежит вам.