Дэнни остался стоять и принялся бросать снежки в тополь, росший перед домом. У него был неплохой бросок, но в подающие он не годился, зато отбить мог почти любой мяч. Многие годы он тренировался с Эйсом, тот не умел отбивать, но у него был дар обучать этому других, к тому же он соглашался часами торчать на пустой спортплощадке, даже при температуре тридцать пять градусов в тени. Он единственный не отказывался подавать мячи на биту Дэнни до темноты или до тех пор, пока за кем-нибудь из них не приходила мать.

Просто они перестали быть друзьями, вот и все. Дэнни не знал, что так бывает, однако же это произошло. Наверное, с ним что-то не так, ему бы думать о девчонках и о поступлении в Корнелльский или Колумбийский университет, куда он подал заявления. Ему бы готовиться к выпускному вечеру, который должен состояться в июне, и переживать из-за того, что его лучший друг ушел от него, не сказав ни слова. Однако же все это его не беспокоило. Он думал о бейсболе, об июльских деньках и о том, как отдается в ладонях удар биты, когда отбиваешь крученый мяч.

Когда ему надоело бросать снежки, не оставалось ничего иного, как пойти домой. Вошел он через боковую дверь, чтобы не нанести снега на ковер в гостиной, поцеловал мать и сказал ей, что рулет, который она недавно поставила в духовку, пахнет божественно. Она даже не спросила, как дела в школе и много ли уроков задано, дела у него всегда шли отлично, а с уроками он справлялся без напоминаний. На него можно было положиться, и все это знали. Как первому ученику класса, ему доверили произнести прощальную речь на выпускном, ему были открыты двери любого университета, в который он захотел бы поступить. По субботам он работал научным ассистентом у доктора Меррика из университета штата Нью-Йорк, участвовал в исследовании влияния витамина С и конопли на рост и агрессивность. Он до сих пор каждую субботу садился на шоссе на автобус и ехал на биологический факультет, но больше не скармливал марихуану хомячкам. Им он давал душицу, прихваченную из дома, подделывал результаты наблюдений, а марихуану забирал себе.

Ему никогда не пришло бы в голову попробовать покурить ее, и он так и продолжал бы послушно кормить ею хомячков, если бы не подслушал случайно разговор двух студентов-дипломников. Они просто шутили: дескать, многие люди продали бы душу, лишь бы покурить то, что достается хомячкам на халяву. Дэнни стащил у одного из них сигарету и, закрывшись в туалете, мял ее в пальцах до тех пор, пока не вылущил весь табак. Перед уходом он набил бумажную гильзу марихуаной и выкурил ее на углу, пока ждал автобус. С тех пор он никогда больше не переводил марихуану на хомячков.

Поздоровавшись с матерью и повесив куртку, Дэнни захватил с кухни пакет шоколадного печенья и отправился к себе в комнату. Он был совершенно уверен, что никто на Кедровой улице понятия не имеет о том, что такое марихуана, однако все-таки приоткрыл окно на тот случай, если мать неожиданно заглянет к нему в комнату, она решит, что он курит сигареты, и расстроится.

Растянувшись на кровати, Дэнни закурил и принялся думать о бейсболе. Голова работала четко и ясно. Он прислушался: мать на кухне гремела посудой, готовя ужин, к которому отец, как всегда, опоздает, в ванной журчала вода — сестра мыла голову. Люди воображают, будто знают других, но что они знают на самом деле, подумалось Дэнни. Он затушил окурок и положил его в пепельницу, которую прятал в шкафу, потом включил радиочасы и уставился на помаргивающий индикатор. У него больше не было ничего общего с окружающими, и он не понимал почему. Он любил Эйса, но едва стоило Эйсу заговорить, как хотелось немедленно съездить ему по морде.

От музыки разболелась голова. Дэнни выключил радио и принялся слушать шум машин на шоссе. Его бесило от мысли, что все они проезжают мимо, и все же он не в силах был прекратить прислушиваться. Он засыпал под этот шум и просыпался под него, и подозревал, что, если не будет осторожен, под него и сойдет с ума.