— Тебе понравится дом, — добавила Нора, — У тебя будет своя комната.

— Ничего мне не понравится, — буркнул Билли, и Норе немедленно захотелось его придушить.

Она нажала на газ; машина задергалась, а мотор пронзительно взревел. Что с этой квартиры нужно съезжать, Нора поняла, когда застала малыша у окна — он без зазрения совести объедал с подоконника хлопья облупившейся краски. Дом она начала подыскивать сразу же после ухода Роджера, когда отключили отопление, и ей пришлось брать Билли с малышом к себе в постель, чтобы не мерзли. Всю ночь их холодные, точно ледышки, пятки упирались в ее спину, а если ей все же удавалось заснуть, Нору преследовали сны о домах. Каждое воскресенье они выезжали на просмотры на Лонг-Айленд, и каждое воскресенье Билли приклеивал комочки жвачки к днищам шкафчиков в кухнях и мочился в ванны в чистеньких, только что облицованных кафелем ванных комнатах, отлично понимая, что Нора не станет шлепать его на глазах у агента. Ей оставалось лишь скрипеть зубами и поудобнее устраивать на плече малыша, пока их водили по кабинетам, обитым сосновыми панелями, и гостиным с натертыми дубовыми полами. Когда показ завершался, Нора долго стояла на лужайке перед очередным домом, который ей был не по карману, и уходила, лишь когда малыш принимался чихать от запаха свежескошенной травы.

Она уже почти отчаялась, когда на глаза ей попалось объявление о продаже дома на Кедровой улице. Хотя на часах было уже четверть десятого, она немедленно набрала указанный в объявлении номер. Убедившись, что в цену не закралась опечатка, она отнесла уснувших детей в соседнюю квартиру, к миссис Шнек, которая готовила отменную лапшу и за пятьдесят центов в час присматривала за чужими чадами, а сама поехала на Лонг-Айленд. Съезд с Южного шоссе она нашла без особого труда, но заплуталась в городке и почти час кружила по улицам, пытаясь найти Кедровую. Все дома казались на одно лицо, а бензин кончался. В отчаянии она свернула направо и совершенно неожиданно очутилась на нужной улице, прямо напротив искомого участка. Сосед из ближайшего дома, с которым она разговаривала по телефону, ждал ее на дорожке. Он уже решил, что она попала в аварию, и собирался подождать еще пять минут, а потом вызвать дорожный патруль. Перед тем как провести ее внутрь через боковую дверь, он извинился за состояние дома. Наверное, это было очень глупо, — несмотря на то что электричество отключили и Нора, передвигаясь на ощупь, почти ничего не могла разглядеть, она мгновенно влюбилась в этот дом. За такую-то цену она могла себе это позволить.

На следующий день она позвонила Роджеру. Он гастролировал в Лас-Вегасе и всю душу из нее вытряс, требуя развода, и Нора наконец могла сказать, что согласна, но при одном условии: если он вместе с ней подпишет договор займа, чтобы в банке думали, будто она замужем. Разумеется, Роджер согласился. На нем уже висело столько невыплаченных займов — включая кредит на покупку «фольксвагена», который, по мнению Норы, не взял бы ни один нормальный человек, ни в рассрочку, ни как- то иначе, — что еще один погоды не делал.

Когда они подъехали к дому, Билли как раз пытался представить отцовское лицо, но у него ничего не выходило. Фургон с вещами перегородил подъездную дорожку, так что Нора вынуждена была парковаться на улице. Когда она вынула из сумочки серебристый ключ, присланный Джоном Маккарти по почте, он оказался горячим на ощупь, Норе пришлось даже дуть на него. Она вылезла из «фольксвагена» и сложила переднее сиденье, чтобы вытащить малыша Джеймса.

— Мы приехали, — проворковала она.

Неподвижно сидя на месте пассажира, Билли смотрел прямо перед собой. Его медового цвета волосы сбились колтунами.

— Давай, страдалец, — сказала ему Нора, — Вылезай.

Мальчик нехотя выбрался из машины и поплелся за матерью.