В сознании Тернхаус не существовало разрыва между «тогда» и «теперь», между кровью и потом в том раскопе в Апулии и этим финальным актом, таким, к которому Джорджио стремился и который она непременно ему преподнесет, но таким образом, какого Браманте не ожидает.

Профессор махнула автоматом в сторону спецназовцев, инспектора на полу и Джорджио, умоляющего, жалкого, протягивающего к ней руки.

— Он предал тебя, — отчеканила Тернхаус Алессио, на лице которого была написана явная тревога, потому что в катакомбы спускались еще люди. Времени оставалось совсем мало. — Он и меня предал. Теперь это старый, бесполезный червяк, растративший себя попусту. Давай действуй!

Джудит позволила себе лишь один короткий взгляд на Алессио, стараясь при этом, чтобы лицо выражало должные эмоции: силу, властность, решительность. В конечном итоге все всегда зависит от силы воли.

— Джорджио пришел сюда, чтобы умереть, — спокойно, без выражения сообщила археолог и, не отводя взгляда, смотрела, как поднимается ствол.

Джорджио не шевелился. Но тут откуда-то сзади раздался голос, отдаленно знакомый.

Джудит Тернхаус лихорадочно рылась в памяти, пытаясь определить, чей это голос.

ГЛАВА 24

— Она убила Элизабетту.

Коста сделал два шага вперед и встал перед Мессиной и Перони, на расстоянии вытянутой руки от молодого человека, который держал свой автомат на уровне груди и был весь напряжен.

— Алессио? — позвал Ник. — Ты слышишь меня? Она убила Элизабетту Джордано. Не хотела рисковать, боялась, что все выплывет наружу. Ты ведь еще не знаешь этого, не так ли? Алессио!

Коста был настолько потрясен, что с трудом держал себя в руках. Стоявший перед ним молодой человек был очень похож на Джорджио Браманте: те же благородные черты лица, такая же черная шевелюра, — но была в нем какая-то неуверенность, нерешительность, чего никогда не наблюдалось у его отца. Алессио рос и воспитывался у чужих людей, его похитили и поместили в незнакомый ему мир. Потом, когда мальчик достаточно подрос, стал взрослее, его обольстила коварная похитительница. Она же ввергла его в рабство, которое надеялась выдать за подобие любви.

Джорджио упал на колени и сложил руки в молитвенном жесте. Убийца смотрел на своего сына, не в силах произнести ни слова, но в его влажных глазах можно было прочесть безмолвную мольбу о прощении.

Джудит Тернхаус подняла автомат вверх и выпустила очередь в потолок. Посыпались пыль и осколки камня. Браманте даже не шевельнулся. Коста тоже.

Изгой не сводил глаз с сына. Его губы двигались, словно он неслышно читал молитву.

Затем убийца прошептал:

— Прости меня.

Археолог выругалась, развернула автомат в сторону стоящего на коленях Джорджио, и пещера задрожала от автоматной очереди. Во все стороны полетели стреляные гильзы; тело Браманте затряслось как в припадке.

Коста уже хотел броситься на нее, когда Алессио открыл огонь. Секущая струя свинца пронзила тело Джудит, и американка рухнула бесформенной массой — неподвижный, изорванный в клочья кожаный мешок, некогда вмещавший человеческую жизнь. Автомат умолк.

В пещере воцарилась странная тишина. Из внешнего мира донеслись шаги: приближались еще люди. В коридоре мелькали лучи фонарей, звучали голоса — как напоминание о существующей реальности.

Перони в одно мгновение очутился возле Алессио и вырвал из его рук автомат. Едва ли в этом была необходимость.

Коста прошел вперед и склонился над телом ученой дамы. Джудит Тернхаус смотрела в грязный потолок мертвыми глазами. Во лбу зияла окровавленная дыра размером с детский кулак. Ник выпрямился и подошел к Браманте. Там уже стояли Фальконе и Перони. И смотрели на Алессио, опустившегося на колени и поднявшего руку Джорджио.