У двери стоял Дэвид. «Это был чистый перелом», прошептал он Сказителю. «Но эти разрывы кожи… – мы боимся заражения. Он потерял всю кожу на передней части голени. Я даже не знаю, можно ли залечить такую рану, когда обнажена кость».

«Вы приложили кожу назад?», спросил Сказитель. «Мы приложили на место все то, что от нее осталось, и Мама пришила ее там».

«Правильно сделано», сказал Сказитель.

Фэйт подняла голову. «Вы понимаете что‑нибудь в медицине, Сказитель?» «Столько, сколько может знать человек, годами старавшийся помочь чем может и живущий среди людей, знающих так же мало как и он сам». «Как же это случилось?», спросил Миллер. «Почему именно сейчас, после того, как столько раз все заканчивалось хорошо?» Он поднял глаза на Сказителя. «Мне начинало казаться, что у мальчика есть защитник». «Он есть у Алвина».

«Тогда этот защитник не смог его защитить».

«Смог», сказал Сказитель. «На какое‑то мгновение, пока падал этот камень, я видел, как он раскололся, и щель была достаточно широка для того, чтобы вообще не коснуться мальчика».

«Как шпиль», прошептала Фэйт.

«Отец, мне кажется, я тоже это видел», сказал Дэвид. «Но когда он упал целым, я решил, что видел то, что хотел бы видеть, а не то, что было на самом деле».

«Сейчас в нем нет и трещины», сказал Миллер.

«Нет», сказал Сказитель. «Потому что Алвин‑младший не захотел, чтобы жернов раскололся».

«Ты хочешь сказать, что он вновь срастил камень? Чтобы он ударил его и покалечил его ногу?»

«Я хочу сказать, что он думал не о ноге», сказал Сказитель. «А о камне».

«О, мой мальчик, мой дорогой мальчик», прошептала Мама, бережно лаская бессознательно протянутую ей мальчиком руку. Когда она перебирала его пальцы, они слегка согнулись в ее руке, потом разогнулись опять. «Разве так может быть», спросил Дэвид. «Чтобы камень раскололся, а потом сросся опять, и все меньше чем за секунду?» «Может быть», сказал Сказитель. «Потому что это случилось». Фэйт опять коснулась пальцев сына, но на этот раз они не упали бессильно. Пальцы Алвина потянулись к материнской руке быстрее, чем прежде, потом сжались в кулак, и опять раскрылись.

«Он проснулся», сказал отец.

«Я принесу немного рому для мальчика», сказал Дэвид. "Чтобы унять боль.

У Армора в лавке есть".

«Нет», прошептал Алвин.

«Мальчик сказал нет», сказал Сказитель.

«Он же ничего не соображает из‑за боли».

«Парень должен быть в полном сознании», сказал Сказитель. Он встал у кровати на колени справа от Фэйт так, чтобы быть ближе всех к лицу мальчика. «Алвин, ты слышишь меня?»

Алвин застонал. Это должно было значить «Да». «Тогда послушай меня. Твоя нога очень сильно повреждена. Кости переломаны, но они остались на месте и могут срастись. Но кожа была ободрана, и хотя твоя мать пришила ее назад на место, вполне возможно, что кожа умрет и начнется гангрена, которая убьет тебя. Большинство хирургов отрезало бы тебе ногу, чтобы спасти жизнь».

Алвин замотал головой туда обратно, пытаясь закричать. Это прозвучало, как стон «Нет, нет нет!»

«Ты делаешь еще хуже», сердито сказала Фэйт.

Сказитель посмотрел на отца, взглядом ища разрешения продолжать.

«Не надо мучить мальчика», сказал Миллер.

«Есть поговорка», сказал Сказитель. «Яблоня не спрашивает у бука, как ей растить плоды, а лев у лошади, как ему схватить добычу». «Что это значит?», спросила Фэйт.