|
И все же с этой костью по‑прежнему что‑то было не так. Что‑то в его раненой ноге отличалось от неповрежденной. Но это что‑то было таким маленьким, что он так и не смог его отыскать. Но Алвин знал, что чем бы это «что‑то» ни было, из за него вся кость по‑прежнему оставалась больной, все дело было в этом участке, который был очень мал, но сделать с ним что‑либо никак не получалось. Как будто ты пытаешься поднять с земли снежинку – тебе кажется, что в руках у тебя что‑то есть, а на самом деле там либо нет вообще ничего, либо что‑то такое маленькое, что увидеть это вообще невозможно. Хотя, может, это «что‑то» само как‑нибудь исчезнет. Может, если все остальное выздоровеет, это больное место пройдет само собой.
Элеанор вернулась из родительского дома очень поздно. Армор считал, что жена должна поддерживать крепкие связи с родной семьей, но возвращаться домой в сумерках было опасно.
«Ходят толки о диких Краснокожих с юга», сказал Армор‑оф‑Год. «А ты шляешься тут по ночам».
«Я спешила домой», сказала она. «И я знаю дорогу в темноте». «Дело не в том, знаешь ты дорогу или нет,» сказал он сердито. «Французы раздают ружья в обмен на скальпы белых. Это не соблазнит людей Пророка, но есть еще немало диких Чок‑Тавов, которые не прочь посетить Форт‑Детройт, собирая по дороге скальпы.»
«Алвин, похоже, поправляется,» сказала Элеонор. Армор терпеть не мог, когда она вот так переводила разговор. Но это была такая новость, что он не мог не спросить «Значит они решили отрезать ногу?»
«Я видела ногу. Ей уже лучше. И Алвин‑младший очнулся сегодня ближе к вечеру. Я даже говорила с ним.»
«Честное слово, Элли, я рад что он очнулся, но я надеюсь, ты не ждешь, что ноге станет лучше. Такая большая рана некоторое время может выглядеть так, будто она заживает, но гангрена все равно рано или поздно начнется» «Не думаю, что на этот раз будет так,» сказала она. «Ты хочешь есть?» «Я, наверное, сжевал уже две буханки хлеба, расхаживая по дому и думая, когда же ты наконец вернешься.»
«Для мужчины нехорошо, когда у него такое брюхо.» «Ну да, у меня есть брюхо, и оно просит хорошей еды точно так же как брюхо любого другого человека.»
«Мама дала мне с собой сыру,» она вытащила его и положила на стол. У Армора были большие сомнения. Он подозревал, что сыр у Фэйт Миллер получался таким хорошим отчасти из‑за того, что она что‑то делала с молоком. В то же время, ни у кого не было такого хорошего сыра не только на берегах Уоббиш, но и вверх по течению Типи‑Каноэ‑Крик. И все же каждый раз ему было из‑за этого сильно не по себе, ведь получалось, что он мирится с ведьмовством. И раз уж он был не в духе, то не мог так просто оставить предыдущую тему, хотя и видел, что Элеонор не хочет об этом говорить.
«Почему ты думаешь, что гангрены не будет?»
«Нога выздоравливает очень быстро,» сказала она.
«Как быстро?»
«Рана почти зажила»
«Как это почти?»
Элеанор обернулась, закатила глаза и опять отвернулась от него. Она начала резать яблоки, чтобы подать их вместе с сыром. «Я спросил, как это – почти, Элли? Как это – почти выздоровела?»
«Совсем выздоровела.»
«Через два дня после того, как мельничный жернов подмял под себя всю верхнюю часть ноги, она уже выздоровела?»
«Только два дня?» сказала она. «Мне показалось прошла целая неделя.» «По календарю прошло два дня,» сказал Армор. «И это значит, что тут не без колдовства.»
«Я читала Писание и там человек, который умел исцелять не назывался колдуном.»
«Кто сделал это? Только не говори мне, что твои Па и Ма внезапно обрели такую силу. |