Все внимали угрюмому златоусту, за исключением разве что обиженного поэта да еще нескольких невоспитанных молодых людей, которых неизменно видишь на встречах лидеров с народом, где вместо того, чтобы ловить каждое слово оратора, они демонстративно озираются со скучающим видом, причем каждый в свою сторону.

Обычно глаза у молодых политиков ласковы и несколько выпуклы от искренности, словно их владелец готов, не сходя с места, отдаться избирателю. Этот же обращался с аудиторией обескураживающе бесцеремонно. Так ведут себя лишь в двух случаях: или достигнув высшей власти, когда уже все равно что говорить, или когда терять нечего до такой степени, что, даже если начнешь бороться за правду, хуже не станет.

Двое сидящих у самого выхода скорбно переглянулись. Затем тот, что постарше (желчный, сухопарый), встал и покинул полуподвальчик. Второй, крепыш с немигающими совиными глазами, был, казалось, недоволен таким поступком, однако тоже поднялся и вышел следом.

Выбравшись в вечерние сумерки, они протолкнулись сначала сквозь толпу неудачников, затем сквозь усиленный наряд милиции и молча направились в сторону чего-то строящегося. Фонари горели вполнакала, колыхалась юная листва, по тротуарам бродили смутные тени.

- Велика ты, мудрость народная, - отойдя подальше, язвительно изрек старший. - А уж глупость-то народная как велика...

Совиноглазый крякнул, запустил правую руку под пиджак, хотел, видно, что-то там по привычке поправить - и сильно расстроился, не найдя искомого.

Над решетчатыми воротами, перекрывавшими путь на стройку, был укреплен подсвеченный сбоку и снизу плакат: «Храмостроители! Обеспечим Господа жильем!», а на стреноженной цепью калитке лепились две таблички: «Избирательный штаб православных коммунистов» и «Агитхрам».

Двое отомкнули висячий замок и, оказавшись на своей территории, двинулись прямиком к вагончику, временно исполнявшему роль агитхрама и штаба. Вошли, включили свет. Огненно взглянула на них из угла икона Краснознаменной Божьей Матери Баклужинской, писанная явно под Делакруа: в левой руке - алое полотнище, в правой - младенец, под босыми ногами - баррикада.

Совиноглазый крепыш первым делом отомкнул сейф, притулившийся под иконой, и, достав что-то огнестрельное с глушителем, пристроил под пиджак. Видно было, что раздосадован до последней степени.

- Ну, спасибо тебе, товарищ Арсений!.. - неистово пробурлил он.

- Чем недоволен? - устало молвил сухопарый, присаживаясь к столу.

- Битый час сидеть и слушать этого, прости Господи, мракобеса! Шмальнуть бы разок в поганца...

- Из чего?

- Да уж пронес бы как-нибудь!

- Пронес один такой! Видал, какой у них шмон на входе? Ну, допустим, пронес... А толку? Вынуть бы не успел...

- Успел бы.

Возразить на это было нечего. Судя по ухваткам, обладатель совиных глаз знал, что говорит.

- А смысл? - сердито спросил товарищ Арсений. - Ты что из него, Авраама Линкольна сделать хочешь? Юлия Цезаря хочешь сделать? Поздно шмалять, товарищ Артём! Проглядели.

- Кто проглядел?

- Я проглядел!!!

Совиноглазый товарищ Артём издал утробное урчание. Оббитые в классовых боях кулаки его сжимались и разжимались.

- Ты посмотри, как принимают! - с горечью продолжал Арсений.