— Это не глупости, — сварливо возразила Нэнни. — В Лондоне полно взломщиков, так почему бы одному из них не прятаться у меня под кроватью?

Медсестра не стала проверять; она покровительственно относилась к больным, но старалась не потакать их причудам.

— Что скажет ваш внук, если вы будете продолжать в том же духе? — спросила она и удалилась, грациозно покачивая бедрами.

Когда Бен вошел в палату, старая Нэнни сразу же почувствовала себя лучше. Она строго относилась к нему — запрещала говорить грубые слова, заставляла подъедать с тарелки все до последней крошки, — однако она не постеснялась бы признать, что среди всех дорогих для нее людей этот мальчик был самым любимым. Другие больные тоже улыбались, когда он проходил мимо, потому что он всегда держался вежливо и дружелюбно, не забывая приветствовать всех по имени.

— Здравствуй, Нэнни. — Бен всегда называл ее «Нэнни», а не «бабушка». Она сама попросила его об этом так ей больше нравилось.

Когда Бен положил у изголовья кровати маленький букетик фиалок, Нэнни неодобрительно покачала головой.

— Я же говорила тебе, чтобы ты не тратил деньги на пустяки, — пробормотала она.

Ложась в больницу, она оставила Бену несколько фунтов из своей пенсии, наказав ему бережно относиться к деньгам. Однако сейчас ее костлявые пальцы сами сомкнулись на букетике, и она улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Бен.

— Замечательно, просто великолепно, — солгала Нэнни. — А ты? Что творится дома?

Бен помедлил. Ему хотелось рассказать Нэнни о своих загадочных посетителях и о том, как сильно они ему понравились… О странном чувстве родства с ними. Но он обещал молчать, да и в любом случае его надежды оказались напрасными, поскольку гости не имели к нему никакого отношения.

— Ничего особенного, — ответил он. — Я записался в фуг бальную команду, а с Реймондом случился очередной припадок.

— Это не новости, — мрачно заметила Нэнни Браун и пристально посмотрела на Бена. — Тебя никто не беспокоил? Мистер Фултон, например?

— В общем-то, нет, но… Как ты думаешь, Нэнни, ты скоро вернешься домой? Когда ты рядом, мне гораздо легче.

Нэнни похлопала его по руке.

— Конечно, я скоро вернусь. А пока продолжай учиться и помни, что когда ты вырастешь, никто не сможет указывать тебе, как жить.

— Да, — тихо сказал Бен. «Но до того, как я вырасту, пройдет еще много времени», — подумал он. Нэнни выглядела очень больной. Страх обессиливал, и с ним приходилось бороться, но больше всего Бен боялся показать себя эгоистом.

Когда посетители уходили, в палате воцарялась тишина. Больные дремали, радуясь отдыху, но Нэнни сидела, прислонившись спиной к подушке, и напряженно размышляла. Она больше не могла терять время. И ей повезло — вечером дежурила медсестра-филиппинка, славная девушка и всеобщая любимица. Ее звали Челеста; она очаровательно улыбалась и носила в волосах за ухом маленькую красную розу, которую можно было видеть, только когда она нагибалась.

— Можно мне попросить вас об услуге, моя милая? — спросила Нэнни. — Мне хотелось бы получить лист чистой бумаги и конверт. Это очень важно, иначе я не стала бы вас беспокоить.

Челеста взяла худое запястье Нэнни и измерила ей пульс.

— Я постараюсь, миссис Браун, — сказала она — Но вам придется подождать, пока я не закончу обход.

Через час она действительно пришла в палату с листом бумаги и плотным белым конвертом.

— У вас есть ручка?

Нэнни кивнула.