Они молча пили чай, и Леночка то и дело настороженно прислушивалась, не зазвонит ли телефон. Ко¬ролев звонил почти каждый день. “Здравствуйте,
Елена Викторовна. Привет вам от вашей мамы. Чувствует она себя превосходно и просит не беспокоиться”.
Он ни разу не захотел встретиться с Леночкой, говорил однообразно и лаконично, но и это было хорошо.
Сегодня от него еще не было никаких сообщений, и Леночка очень волновалась.
Звонок раздался поздно вечером.
– Добрый день, Елена Викторовна, как самочувствие? Может быть, повидаемся? У меня для вас письмо…
Как обрадовалась Леночка!
Она стала поспешно собираться. Потом, вспомнив наставление Пронина, нашла в сумочке записку с телефонным номером Ткачева и позвонила к нему.
– Григорий Кузьмич? Это Ковригина. Лена Ковригина. Помните? Только что звонил Василий Петрович, привез от мамы письмо. Просит прийти в кафе
“Националь”…
– Очень хорошо, Елена Викторовна, – ответил ей Ткачев. – Поезжайте. Только, пожалуйста, ничего не говорите Королеву…
Леночка быстро провела гребнем по своим коротко остриженным волосам, тронула помадой губы.
– Куда? – нервно спросил Павлик.
– В кафе. Я ненадолго.
– Для чего?
– Нужно, Павлик, нужно.
Павлик насупился.
– К этому… Ну, словом… К этому?
– Да, к этому, – подтвердила Леночка.
– Вольному воля, конечно… – Павлик вдруг вспы¬лил. – Я бы на твоем месте не пошел!
– Почему?
– У тебя несчастье, а ты бегаешь по кафе. Хотя бы из уважения к памяти матери повременила…
Что ж, он был бы прав, если бы с Марией Сергеевной действительно случилось несчастье… А Павлик даже побледнел от волнения.
– Мне это просто непонятно. Ты какая то бесчувственная. Такое горе… Я до сих пор не могу прийти в себя, а ты бежишь в кафе на свидание с каким
то там… Красишь губы! Прихорашиваешься! Извини, но я начинаю терять к тебе уважение! Иди, иди. Я тоже уйду. Мне здесь нечего делать…
Павлик впервые говорил так резко, и Леночка поняла, что он действительно может уйти.
– Вот что, Павлик, – сказала она. – Я же иду по делу. По очень важному делу!
– Не верю! – воскликнул Павлик.
– Честное слово!
– Я не понимаю, что это за таинственные дела, о которых ты не могла рассказать Марии Сергеевне и не можешь сказать мне… Нет, ты меня извини, но
я не верю тебе!
– Послушай, Павлик, я признаюсь тебе во всем, – вдруг решительно заявила Леночка. – Но ты поклянись мне… Дай честное слово, что ты никому ничего
не скажешь. Потому что я открою тебе государственную тайну.
Павлик смотрел на нее с недоверием.
– Я открою тебе государственную тайну, – повторила Леночка. – Я никому ничего не говорила, но тебе открою. Не могу видеть, как ты мучаешься. Я
верю, ты меня не подведешь…
Она взяла Павлика за руку и тихо сказала:
– Мама жива, ты понимаешь, жива! Ее прост” скрыли, ей грозила опасность, и ее спрятали…
Она рассказала Павлику все, что знала сама, рассказала о Королеве, рассказала о беседе с Прониным и его поручении.
Павлик стоял ошеломленный. Он очень уважал и любил Марию Сергеевну. Она заменила ему мать, которую он потерял еще в детстве. Известие о том, что
Мария Сергеевна жива, словно бы вернуло и его к жизни. Но уж очень непонятной показалась ему инсценировка ее смерти, фальшивой и ненужной. В ней
была какая то жестокость, что то садистское…
– А знаешь, Леночка, все равно мне все это не нравится, – морщась, как от боли, сказал он. |