Подхватив выбранный мной камень лежавшим наготове пинцетом, барон ловко вложил его в синий бархатный футляр, выложенный изнутри белым шелком, и, снова поклонившись, вручил его мне.

— Для меня было высокой честью познакомиться с вами, сэр Уильям, и приветствовать вас уже как одного из акционеров «Нидерландско-Суматрийской компании».

Церемония была окончена. Через несколько мгновений я должен был покинуть номер, и всякая возможность выяснить что-либо о том, где барон хранит алмазы, казалась мне навсегда утраченной. А Холмс так рассчитывал на мою помощь! Я не справился с порученным делом, и от этого горького сознания охватившее было меня чувство возбуждения сменилось глубокой апатией и разочарованием. Я с трудом удерживал на лице вежливую улыбку.

Мы пожали друг другу руки, и когда я повернулся к дверям, то случайно снова бросил взгляд на алмазы, лежавшие на столе. Ясно, что как только я уйду, барон соберет их в замшевый мешочек и спрячет в укромном месте, которое мне так и не удалось обнаружить. И только тогда, в последний момент, я обратил внимание на замшевый мешочек рядом с алмазами. Раньше я его просто не замечал. Ничего необычного в нем не было, разве что крохотное ржаво-коричневое пятнышко возле самой горловины.

Но едва я разглядел это пятнышко, как барон снова взял меня под локоть и открыл дверь. Мне не оставалось ничего другого, как распрощаться и уйти.

III

Вернувшись на Бейкер-стрит, я застал Холмса расхаживающим взад и вперед по комнате в состоянии сильного нервного возбуждения.

— Ну как, Ватсон? — нетерпеливо спросил он, едва я переступил порог.

— Боюсь, что мне почти ничего не удалось узнать, Холмс, — признался я с тяжелым сердцем.

— Сколько времени он пробыл в спальне?

— Около полутора минут.

— Это значит, — прокомментировал Холмс, и лицо его немного просветлело, — что тайник с алмазами должен быть легко доступен. Слышали ли вы что-нибудь?

— Ни звука.

— Заметили ли вы что-нибудь необычное в его внешности?

— Боюсь, что ничего.

Холмс опустился в кресло у камина, и лицо его снова помрачнело.

— За исключением, может быть... — начал я неуверенно.

— За исключением чего?

— Сущего пустяка, мелочи, о которой вряд ли стоит упоминать.

— Позвольте мне судить об атом! Что именно вы имеете в виду?

— Крохотное пятнышко на мешочке, в котором хранились алмазы.

— Пятнышко? Какое пятнышко?

— От чего оно, не знаю. Совсем крохотное пятнышко, Холмс, с горчичное зернышко, не больше.

— Какого цвета?

— Коричневое.

— Светло-коричневое? Темно-коричневое? Ну же, Ватсон, не тяните! Говорите точнее!

— Темно-коричневое.

Холмс вскочил с кресла и снова принялся расхаживать по комнате, сосредоточенно нахмурив брови и нервно стискивая руки. На ходу он бормотал себе под нос:

— Темно-коричневое пятнышко. Не чернила. Может быть, масляная краска? Мало вероятно. Какой-то краситель? Вряд ли.

Внезапно Холмс хлопнул себя ладонью по лбу и сердито воскликнул:

— Ну конечно! Что я за идиот! Ответ очевиден! Ботинки!

— Ботинки? — удивленно переспросил я.

— Да, Ватсон, ботинки. Точнее, крем для обуви. Что еще из джентльменского гардероба может оставить крохотное коричневое пятнышко, подобное тому, что вы описываете? Должно быть, барон хранил свои алмазы в какой-то паре коричневых ботинок: в выдолбленных изнутри каблуках — единственной части ботинок, в которой можно устроить тайник. Это старый трюк контрабандистов — прятать небольшие предметы в каблуках.