Данил Корецкий. Секретные поручения 2. Том 2
Секретные поручения – 3
  
Глава десятая 
 Парадоксы судьбы. Кирьян и Жданкова 
  
 – А что это за чучело огородное к Петровскому завалилось? – спросила Таня Лопатко. 
 – Понятия не имею, – сказал подошедший Курбатов. – Не помешаю? 
 Он галантно оскалился и, не дожидаясь ответа, присел одной ягодицей на подоконник. Под задравшейся брючиной обнажился ровный, без единой складки, черный носок. 
 – Пожалуйста, Александр Петрович, – с опозданием отреагировал Вышинец. 
 Курбатов включил зажигалку, прикурил и стал в упор рассматривать Таню Лопатко. 
 – Я вам нравлюсь, – угадала Таня, выпуская дым через угол рта. 
 – Вы замечательно выглядите, Танечка, – сказал Курбатов. 
 – С годами я только хорошею, – опять угадала она. 
 – Какой замечательный сегодня день, – сказал Курбатов. 
 – Что в переводе означает: а не пойти ли вам по своим рабочим местам. Ладно уж, сдаюсь, – Лопатко бросила окурок в жестяную банку и по-мужски сплюнула туда. – Мы с Колей уходим. Не будем вам мешать. 
 – Адьёз, – не возражал Курбатов. 
 Коленька отлепился от подоконника и послушно поплелся за ней. Курбатов какую-то долю секунды смотрел им вслед: вот Лопатко притормозила, давая Коленьке догнать себя, и теперь они идут рядом – зрелая женщина и зеленый пацан, вчерашний студент. И тут же Курбатов поймал какую-то искорку между ними, тоненький бледненький разрядик. В таких случаях он ошибается редко. В память легла короткая запись: а ведь Танька трахает этого Вышинца. Курбатов не знал, понадобится ему эта запись когда-нибудь или нет. Он поймал информацию машинально, как тигр прихлопывает пробегающего мимо лемминга. Именно машинально. Потому что сейчас он выслеживал другую дичь. Куда более интересную. 
 Пять минут назад огородное чучело в новенькой, но совершенно не по росту и оттого нелепой спортивной куртке мялось на крыльце у входа в прокуратуру. Завидев Александра Петровича Курбатова, возвращающегося с обеда, чучело сделало несколько нервных движений, выдающих одновременно инстинктивное желание убежать отсюда подальше и в то же время объективную невозможность это сделать, – как если бы оно было приковано цепью к массивной двери. 
 Александр Петрович притормозил, невольно заглядевшись на этого представителя хомо сапиенс. Тот был худ, небрит, от него воняло овощехранилищем и общим вагоном, и вдобавок его испитое лицо показалось Курбатову чем-то знакомым. 
 – Что надо? – бросил Александр Петрович, сдвинув брови. 
 Чучело опять дернулось, изобразив на лице винегрет из подобострастия, нахальства и полного осознания собственной вины. 
 – Я, ета самае, вабщета, ну… – выдавило оно. 
 – Пошел вон, – сказал Курбатов, именно такого ответа и ожидавший. Он взялся за ручку двери. – Сейчас охрану позову. 
 Но чучело почему-то не исчезло в тот же миг. Оно дрожало, мигало и дергалось, но не уходило. 
 – Я вабщета к этому, как его. К следачку вашему. 
 – К кому? – Курбатов наклонился. 
 – Ну. К следователю, ета. Значить. 
 – К какому следователю? Фамилия? 
 – Петров… – Чучело запнулось от волнения и тут же коротко нервно рассмеялось. – Ага. Петровский, ета. Ну, тут застрелили когда одного. Так я там был, ета. Кирьяном меня звать.                                                                      |