По дороге в школу я сказала Ванде, что намерена вернуться домой одна, как мы и договорились. Она рассеянно кивнула. Как будто вся сосредоточилась на невидимом плеере, вслушиваясь в текст, вновь и вновь прокручивавшийся в ее голове.

Это был не лучший мой день в школе. Меня самой последней включили в баскетбольную команду, и это было так унизительно! Мне не с кем было сесть во время завтрака, а книгу («Дневник Златы» — правда, она в подметки не годится Анне) я дочитала, так что просто сидела и глядела в никуда, делая вид, что мне с собою не скучно.

Потом был кружок, и мы обсуждали преступность среди несовершеннолетних. Мария с Алисой и еще несколько девочек без конца трещали об этих паршивцах из рабочих районов и о том, как они воруют что под руку подвернется, потому что все пристрастились к наркотикам, поджигают мусорные контейнеры и избивают старушек. Я сидела, чувствуя, что мое лицо пылает, под стать моим волосам. Миссис Гибс сказала, что я сегодня необычно молчалива. Разве мне нечего сказать о преступности? И тогда я им выдала — изложила свой взгляд, — это была целая панорама.

Я произнесла страстную речь о классах и возможностях и о «государстве всеобщего благосостояния» (я не совсем знаю, что именно подразумевала под этим, но прозвучало здорово). Потом стала рассказывать про район Латимер и про то, какие живут там милые, добрые, забавные, ласковые, гостеприимные люди, совсем не такие, как высокомерные снобы, пыжащиеся своими «манерами».

Когда я умолкла, в классе стояла мертвая тишина. Я тяжело дышала, как будто бежала наперегонки. Миссис Гибс тоже словно бы чуть-чуть задыхалась. «Что ж, это действительно одна из точек зрения, Индия, — сказала она. — Есть ли желающие что-либо возразить Индии?»

Никто не произнес ни слова! Дискуссия закончилась. Я победила, хотя знала — никто из них со мной не согласен.

Я не могла дождаться конца уроков, чтобы сразу броситься к Дарлинг. Я вылетела из школы, едва зазвенел звонок, боясь, что Ванда все же приедет за мной. Но чем ближе подходила к Латимеру, тем медленнее шла. А оказавшись неподалеку от дома Дарлинг, вообще плелась нога за ногу.

Мне вдруг начало казаться, что я поняла все неправильно. Как будто попросту заранее все придумала. Я знала, что это не обычная моя игра воображения, знала, что Дарлинг на самом деле существует, — но, может быть, мне она представляется лучше, чем была в действительности. Может, и она окажется другой — как Мария. Может, она тайком смеется надо мной. Может, все это просто хитрая игра и, когда я покажусь на их территории, мальчишки на скейтбордах налетят на меня, а Дарлинг врежется прямо в меня на своем велосипеде.

Я оглядела площадку перед ближайшим домом. Парни на скейтбордах кружили и носились вверх и вниз, еще несколько ребят катались на великах — но Дарлинг не было.

Я стояла и ждала, чувствуя себя полной идиоткой.

— Чего тебе здесь надо, фуфыря? — прокричал мне один мальчишка.

Другой пронесся мимо меня так близко, что едва не сорвал пуговицы на моих школьных ботинках. Остальные это видели и хохотали. Я попробовала тоже засмеяться, но от этого они и вовсе вошли в раж.

— А ну вали отсюда, пижонка, пока мы не принялись за тебя как следует.

— Хотела бы я посмотреть, что у тебя выйдет, — сказала я, обходя нахала с таким выражением, будто в упор его не вижу, хотя сердце бешено колотилось — бум, бум, бум, — словно мяч подскакивал в грудной клетке.