Мать настаивала, чтобы я присутствовала на похоронах, поэтому Джимми купил мне простое траурное платье. Мы с ним поехали следом за матерью, Рэндольфом и Филипом на автомобиле Джимми.

Похоже, бабушка Катлер сумела заказать соответствующую погоду для своих похорон: небо, облака, океан и даже волны, выкатывающиеся на берег, выглядели торжественно. Мои представления о пышности оказались неточными, все было еще величественнее, за бабушкой шли вся церковная община, врач, адвокаты, бизнесмены, местный политический деятель и постоянные клиенты. Все смотрели на нас, особенно на маму. Гроб стоял рядом, по решению мамы закрытым. Священник прочитал длинную проповедь, суть которой сводилась к тому, что удачливые люди нужны общине. Он говорил, что бабушка Катлер, как великолепный лидер, помогала менее удачливым людям. Кончил он словами о том, что вся жизнь бабушки Катлер была посвящена Богу.

Только у Рэндольфа эмоции казались искренними, глаза его наполнились слезами, голова наклонилась. У матери на лице играла улыбка, она важно кивала время от времени, всякий раз, когда ей казалось необходимым, она подносила к глазам белый шелковый платок и склоняла голову, она умела себя подать.

Клэр, как всегда была угрюмой, а Филип время от времени улыбался и подмигивал мне.

Как и намечала мать, процессия похорон последовала к гостинице, где еще раз выслушали священника. Вся прислуга собралась вокруг, пришла даже Сисси с матерью, несмотря на увольнение. Заметив меня, она кивнула и улыбнулась.

Потом мы пошли на кладбище. Там я заметила среди захоронений Катлеров надгробие с моим именем, это было похоже на ночной кошмар.

Священник с очень серьезным видом прочитал несколько псалмов, и все начали прощаться с бабушкой, просить ее. Я попросила, чтобы она везде, куда ни попадет, была справедливой и не лезла в чужие дела, я помолилась, чтобы Бог простил ее.

Снова, как будто по команде бабушки, погода изменилась, развеялись облака, появилось солнце, океан стал синим и оживился под его лучами.

Рэндольф настолько был сломлен, что его пришлось везти обратно на автомобиле. Мать поблагодарила священника за хорошую службу и пригласила его к поминальному столу в гостинице.

Все проходило в холле.

«Не хватает только хорошей музыки», – подумала я.

Штат гостиницы, как обычно, исполнял свои служебные обязанности, официанты разносили подносы с вином и виски. Столы ломились от явств, турецкие, шведские, немецкие блюда, экзотические плоды и все сорта мяса. Люди рассаживались группами, сформировавшимися на кладбище. Рэндольф стоял рядом с женой, Клэр и Филипом, который нализался так, что с трудом стоял, приветствуя вновь прибывших, изредка брат косился на меня и улыбался.

Мать успевала повсюду, она беседовала с важными персонами, давала распоряжения прислуге, везде витал ее красивый образ и звучал мелодичный голос, она постоянно была окружена мужчинами.

Далеко за полдень присутствовавшие на похоронах начали разъезжаться, дольше всего они прощались с Рэндольфом. Пожилые люди, особенно старые леди, старались его утешить. Но он только отвечал, что все уже случилось.

Когда осталось не больше пяти человек, включая нас с Джимми, подошел высокий, стройный седой человек со здоровым загорелым лицом и темно-карими глазами. На голове у него была большая лысина, в уголках глаз глубокие морщины, но несмотря на это от него исходил сильный дух власти, раньше, чем он представился, я поняла, это господин Апдайк.

– Я разговаривал с людьми, принявшими вашего ребенка, – отведя в сторону, сказал он, – у меня есть их адрес, – он помахал конвертом. – Они ожидают вас на днях. Конечно, они очень расстроены, потому что им дали понять, что вы изъявили согласие.

– Меня никто не спрашивал о нем, и я никогда не дам его.

Он кивнул и покачал головой.

– Вы не человек дела, плохой бизнесмен.